– Понимаю, – сказал Знаев. – Спасибо, брат. Ты во всём прав. Но я уже решил. Я уезжаю. Я нашёл концы. Меня ждут. Помнишь песенку «Машины времени»?
И он, улыбаясь, пропел:
– Мне форму новую дадут!
Научат бить из автомата!
Когда по городу пройду —
умрут от зависти ребята!
– Ага, – мрачно ответил Жаров. – Умрут. Ты давай прибавь ходу. Опоздаем – нас ждать не будут. Там военные люди, у них всё строго.
– А вроде приехали уже, – сказал Знаев. – Тридцатый километр. Куда теперь?
– Вон, смотри, – сказал Жаров. – «УАЗик» стоит. Паркуйся. Тачку твою тут оставим. В гарнизон на гражданских машинах не пускают.
Они пересели в угловатый, пахнущий гуталином внедорожник с чёрными армейскими номерами. Сидящий за рулём худой мальчишка в погонах ефрейтора – на глаз он годился Знаеву в сыновья – вежливо поздоровался, но посмотрел с осторожным любопытством, как на иностранцев или неизлечимо больных. Добыл из-под сиденья два мятых форменных кепи. Ломким баритоном попросил:
– Наденьте, пожалуйста. Товарищ полковник приказал… У нас гражданским – вообще нельзя…
– Без проблем, – бодро ответил Жаров и водрузил кепи на голову, превратившись из владельца крупной торговой компании в благодушного толстомордого хулигана. Знаев едва удержался от смеха. Для усиления комического эффекта Жаров закурил, искусно гоняя сигарету из одного угла рта в другой угол, и рулевой солдатик мгновенно закурил тоже; у воинов срочной службы инстинкт коллективных действий всегда был чрезвычайно развит. Тем временем машина свернула на просёлок и остановилась перед железными воротами, украшенными традиционными пятиконечными звёздами высотой в человеческий рост. С гулким лязганьем створки разошлись в стороны. Сотрясаясь и скрипя, машина въехала, водитель коротко и делово кивнул стоящему у ворот своему приятелю, как кивали до него тысячи предшественников, во всех военных гарнизонах необъятной сверхдержавы, привет, я свой, я здешний, – а Знаев, надвинув на лоб малость засаленный и пахнущий пылью козырёк, вдруг задрожал от испуга; показалось, что он тут навсегда, что назад уже не выпустят. Хотел стрелять? хотел войны? – будет тебе война, сколько хочешь, только потом не жалуйся.
Зато спустя несколько мгновений подсознательная тревога сменилась столь же сильным ощущением покоя: на территориях воинских частей, как в монастырях, простому честному человеку не страшны никакие черти.
Потянулись приземистые одноэтажные казармы с тёмными окнами и жидко мерцающими лампочками у закрытых входных дверей, идеально выметенные дорожки, обширные клумбы с малость чахлыми, но густо высаженными цветами, в которых Знаев никогда не разбирался, но уважал; над цветами и идеально ровно постриженными кустарниками нависали массивные щиты, так называемая «наглядная агитация»; в полутьме нельзя было разглядеть изображений, только буквы:
НА СТРАЖЕ ОТЕЧЕСТВА
ОСНОВЫ СТРОЕВОЙ ПОДГОТОВКИ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИМВОЛИКА
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
РОССИЯ – РОДИНА МОЯ
ТРАДИЦИЯМ ВЕРНЫ
«Круто, – подумал Знаев, – в моё время на лозунги так не тратились; впрочем, я служил у чёрта на рогах, а здесь – Подмосковье, элитная воинская часть, какая-нибудь гвардия; не гарнизон, а туристическая база, не хватает только прохладного фонтана и ресторанчика со свечами на столах, под сенью клёнов и дубов, где-нибудь на центральной аллее».
Знаев толкнул Жарова локтем в бок и тихо сказал:
– Я понял. Ты меня продал. Меня забреют в солдаты на двадцать пять лет. Как при царе. А ты будешь поощрён продуктовым пайком.
– Именно так, – ответил Жаров тоже вполголоса. – Только без пайка. Имей в виду, увидишь полковника – с шуточками не лезь. Очень серьёзный дядя. Гораздо серьёзней, чем мы с тобой, вместе взятые.
Машина остановилась. Водитель вышел и сам распахнул заднюю дверь.
– Вам туда.
Жаров пошёл первым, Знаев – следом.
Не сговариваясь, оба сдёрнули кепи: маскироваться под военных здесь уже было глупо.
Ночь была свежая; в чернильном небе густо, как в цирке, мерцали звёзды.
За толстой железной дверью их встретил усатый малый в камуфляжной куртке без погон. Его фигура описывалась старинным выражением «поперёк себя шире».
– Добрый вечер, – тихо сказал малый, не протягивая руки. – Прямо по коридору.
Это был стрелковый тир. Пропитанная кисло-сладким запахом пороха, элементарно устроенная комбинация коридоров и деревянных дверей. Пройдя сквозь череду прохладных закутов со щербатыми цементными стенами, гражданские бизнесмены оказались в ярко освещённом помещении без окон. В центре его стоял, прочно расставив ноги, невысокий пожилой человек в дешёвом спортивном костюме.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – браво произнёс Жаров и сделал попытку щёлкнуть каблуками. Попытка не удалась.
– И вам того же, – без выражения ответил человек в спортивном костюме и коротко пожал руки обоим визитёрам.
– Александр Васильевич.
Ладонь его была сухая, узкая и тёплая, но как бы не совсем человеческая, – у Знаева сложилось впечатление, что он пожимает не руку, а стальной штык сапёрной лопатки.
Под взглядом человека в спортивном костюме ему захотелось подтянуть ремень и застегнуть верхнюю пуговицу.
У дальней стены на элементарном деревянном столе была разложена нехитрая снедь: карамельные конфеты, колбаса розовыми ломтями, брусочки сала (разумеется, на обрывке газеты), хлеб белый и чёрный, пластиковая полуторалитровая бутыль нарзана, несколько побитых эмалированных кружек – а сбоку пыхтел паром электрический чайник, когда-то треснувший вдоль и перетянутый теперь многими слоями прозрачного скотча.
Вид этого мирного, видавшего виды чайника неприятно поразил Знаева; он вдруг понял, что попал в мир, законы которого давно забыл.
Широкий усатый малый, войдя следом, плотно закрыл за собой дверь и тут же бесшумно захлопотал над едой, двигая хлеб, колбасу и сало вправо и влево, в соответствии с одному ему известными законами застольной гармонии.
Человек в спортивном костюме посмотрел Жарову в глаза и осведомился:
– Вы, значит, Герман?
– Так точно, товарищ полковник. Герман Жаров.
Прищурившись, полковник спросил:
– Что вы праздновали, Герман?
Жаров стушевался и даже слегка побледнел.
– Ничего… Ну… Да, выпил… За ужином…
– Ага, – произнёс полковник. – Я чувствую запашок.
Жаров промолчал, явно задетый за живое.
– Ладно, – взвешенным баритоном сказал полковник. – Хотите чаю? Бутербродов? Минеральной воды?
– Нет, спасибо, – угрюмо ответил Жаров.
