Он сам и был этой разведкой.
За год знакомства банкир обменялся с капитаном едва дюжиной фраз.
И при этом доверял ему, как себе.
Нынешний Марк Егоров прибавил в весе, двигался тяжелей и слегка прихрамывал. Пистолет Макарова в его ладони напоминал несерьёзную сувенирную зажигалку. Обогнув дом, все трое вышли на просторный задний двор, с двух сторон огороженный капитальным забором. С третьей стороны возвышался кирпичный гараж, – как и всё остальное, он не был закончен постройкой, ворота отсутствовали, и в зияющем проёме Знаев увидел внушительную гору садово-огородного хлама, состоящего из вёдер, лопат и полупустых мешков с удобрениями; почему-то это напомнило Знаеву холм из человеческих черепов, изображённый на знаменитой картине Верещагина «Апофеоз войны».
Стена гаража на высоте полутора метров была густо испещрена пулевыми дырами. Марк развернул бумажный рулон, – поясную мишень – и прикрепил к стене большими кусками скотча. Раздвинул треногу, установил зрительную трубу.
– Давно стрелял?
– Давно, – сказал Знаев. – Лет десять, наверно. Может, больше.
– Хреново, – Егоров, хищно глядя в окуляр трубы: настраивал резкость. – В этом деле нужна тренировка. А из чего стрелял?
– Из «Макарова». Но он был палёный, я его выбросил. Потом ещё «Беретта» была. Никогда не нравилась, тяжёлая слишком. Чечены за долги отдали. Я её вот ему подарил, – Знаев кивнул на Жарова. – На юбилей.
– Было дело, – подтвердил Жаров, хрустя огурцом. – Хорошая «Беретта».
– Ещё поршень был, – добавил Знаев. – Ижевский, трёхзарядный.
– Поршень – это да, – сказал Егоров, снаряжая обойму. – А в армии из чего стрелял?
– Из карабина Симонова. Из автомата. Автомат на скорость разбирал и собирал. Второе место в батальоне.
– Ясно, – произнёс Марк, очевидно, никак не впечатлённый вторым местом на батальонных соревнованиях. – Держи.
Протянул пистолет.
– Дистанция – двадцать пять метров. Огонь!
Знаев встал боком, напряг корпус, прицелился и выстрелил. Отдача приятно сотрясла руку и плечо. Запах пороха возбудил ноздри. Из-за близкого забора прыгнула в небо напуганная птица.
Егоров посмотрел в трубу.
– Промах. Давай ещё.
– А соседи? – спросил Знаев. – Жаловаться не будут?
– Соседи сами такие, – небрежно ответил Егоров. – Прекратить разговоры. Огонь.
Знаев снова нажал на курок.
– Давай, давай, – крикнул Жаров. – Не стесняйся.
И бросил в сторону мишени огуречный огрызок, и тоже промахнулся.
– Патроны денег стоят, – неуверенно возразил Знаев.
– На хорошее дело патронов не жалко. Огонь!
Знаев с большим удовольствием высадил всю обойму. Егоров немедленно протянул вторую.
– Ещё, – сказал он. – Давай.
– Есть, – с наслаждением ответил оглохший Знаев, перезарядил пистолет и выпустил все восемь пуль так быстро, как только мог.
Егоров посмотрел в трубу и сказал:
– Ладно. Отдохни пока, – посмотрел на Жарова. – Теперь ты.
– Не, – ответил Жаров. – Не буду. Я ради него всё замутил. – Ткнул пальцем в Знаева. – Пусть душу отведёт.
– Уже отвёл, – искренне сказал Знаев. – Спасибо, мужики.
– Мы ещё и не начинали, – сказал майор. – Давай, стреляй. Ты даже в пятёрку ни разу не попал.
Знаев подошёл к мишени и устыдился.
– Позорище, – сказал он с досадой.
– Ничего, – усмехнулся майор. – Тренируйся. Я сейчас вернусь.
Знаев выстрелил ещё и ещё, тщательно прицеливаясь и напрягая плечо.
– Оба раза мимо, – резюмировал Жаров, посмотрев в трубу.
– Ну и хватит, – ответил Знаев, недовольный собой. – Хорошего понемножку.
– Ты же на войну хотел.
– Да, хотел.
– Тогда стреляй.
Знаев подышал носом, тряхнул кистью, снова прицелился и выстрелил.
– Убил! – радостно воскликнул Жаров, как будто играл в морской бой. – Завалил гада! Точно в сердце!
Вернулся Егоров, отодвинул Жарова от трубы, посмотрел сам. Ничего не сказал. Под локтем держал деревянную кобуру, обмотанную ремнём. Размотал, извлёк огромный «Стечкин». Примкнул приклад.
– А вот это я люблю, – сказал Знаев.
– Многие любят, – улыбнулся Марк. – Рука болит?
– Болит, – признался Знаев.
– Слабое запястье. Давай-ка попробуй от живота.
– А так можно?
– По-всякому можно. Если жить хочешь. Встань крепче. Приклад упри повыше пупка. В обойме 20 патронов. Очередью. Огонь.
– Погоди, – пробормотал Знаев. – Может, не надо? Я из такой дуры и одиночными не умею…
– Огонь! – проревел майор, командным басом.
Знаев напряг мышцы живота и посмотрел на мишень.
Вместо мишени теперь у кирпичной стены стоял бес, такой же бумажный, чёрный, продырявленный, но явно – живой. Волосатый, презрительный. Показывал длинный язык.
В тебя не промахнусь, подумал Знаев со злостью, и нажал спуск.
Двадцать пуль вылетели в две секунды. Отдача сотрясла бывшего банкира от затылка до пят. Удержать мощный пистолет не получилось, ствол увело вверх и вбок. От стены полетели кирпичные брызги. Знаев вернул оружие владельцу. Тот произнёс что-то, шевеля полными губами.
– Не слышу! – крикнул Знаев. – Уши заложило!
– Привыкай, – засмеялся Жаров, подходя ближе. – Как самочувствие?
– С меня хватит!
– На войну хочешь?
– Да!
– Тогда давай ещё.
Но Знаев решительно помотал головой и поднял руки вверх.
– Сдаюсь! Не буду больше.
Жаров и майор переглянулись.
– Рука бойца колоть устала, – резюмировал Егоров и вогнал новую обойму. – Ладно. Теперь я. Зажмите слух.
Знаев закрыл ладонями уши и приложился к окуляру трубы. Невредимый бес, в четырёхкратном увеличении, казался очень реальным. Он смотрел прямо перед собой, на майора спецназа, вышедшего на огневой рубеж, затем вдруг округлил глаза от страха и пропал из поля зрения. Там, где была его голова, стена взорвалась под градом пуль; все до единой легли в круг размером со сковороду.
– Марк, – спросил Знаев, – ты в Бога веришь?
– Пусть он в меня верит, – ответил майор спецназа и сунул пистолет в кобуру. – Кстати, запах пороха стимулирует аппетит.
– Полностью согласен, – воскликнул Жаров с энтузиазмом.
Егоров снял со стены измочаленную мишень, свернул в трубку, протянул Знаеву.
