Чёрт исчез, оставив после себя только запах сгоревшей спички. Знаев остановился. Ни звука теперь не доносилось до него.
Он шагнул вперёд, наугад, попал босой ногой на кусок льда, поскользнулся и упал, затылком об пол. Удар был сильным. Перед глазами прыгнули анилиновые искры. Как будто бес добился своего, как будто прыжок состоялся и прыгун, долетев до самого низа, до дна, расплющился в конце концов о влажный предутренний асфальт.
31
Пришёл в себя от телефонного звонка. Разговоры с кем-либо были совершенно невозможны. В затылке дёргало. Он дополз до раковины, по пути попадая ладонями и коленями в лужицы воды, оставленные растаявшим льдом; подумать только, он швырялся в чёрта кусками льда!
Кое-как воздвигся вертикально и утолил жажду с первобытным наслаждением. Обследовал квартиру. Флаконы и блистеры от лекарств действительно были пусты; Знаев совершенно не помнил, в какой момент решил всё съесть, а главное – зачем.
Следов присутствия существ из параллельных миров, бесов, чертей, демонов и злых духов тоже нигде не увидел. Более того, бутыль качественного пойла, ночью вроде бы опорожнённая, оказалась едва початой – недоставало смешных каких-то ста граммов.
Но на мокрых ладонях остались смазанные следы грязи. И на штанах.
Вышел на балкон, изучил окна – их действительно ночью кто-то открывал, на стёклах снаружи остались следы его, Знаева, пальцев: скорее всего, ночью в этом доме действительно дело едва не закончилось суицидом.
И в дальней комнате действительно на подоконнике остался засохший уже, но абсолютно очевидный потёк голубиного помёта.
А на полу под кухонным столом действительно лежал кассовый чек с логотипом торговой сети «Ландыш». На обороте чека печатными буквами было выведено:
«Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ. НИКТО НЕ ВИНОВАТ. Я ЛЮБЛЮ ВАС ВСЕХ. ПРОЩАЙТЕ».
Записка эта, совершенно реальная, ужаснула Знаева, но душевных сил, чтоб испугаться по-настоящему, уже не осталось, и он равнодушно отложил бумажку в сторону.
«Оставлю на память», – так подумал.
Экран телефона сигнализировал о десятке входящих сообщений и неотвеченных звонков. Часы показывали пятый час вечера. Из-за стены доносилась музыка, Лана Дель Рей, песня из «Великого Гэтсби». Песня эта нравилась Знаеву и оказалась сейчас кстати, помогла собраться с силами и обрадоваться тому, что жизнь продолжается. Всё пребывало на своих местах, старый дурак Серёжа был ещё жив, контролировал себя, стоял под холодным душем, промывал дряблые складки повреждённого лица, осторожно массировал отбитое темя, отдувался, скрёб ногтями грудь, и обмылок нашёлся, и бывший банкир наяривал себя скользкой пеной, фыркал, отплёвывался и смотрел в запотевшее зеркало, соображая, насколько кошмарно он выглядит с подбитыми глазами.
Конечно, нельзя сидеть здесь, в немоте, в голой квартире, где обитают бесы, в месте, чреватом самоубийственными бредами. Конечно, надо выбираться наружу, к людям. Конечно, оставаться наедине с упырями из собственного подсознания – смерти подобно. Думая так, он долго сидел за кухонным столом в ожидании, пока высохнут волосы (полотенца не нашлось в пустом доме); затем оделся и вышел вон.
Денег в карманах не отыскал, только несколько мелких монет, но это его не озадачило, это входило в новые правила игры. Сейчас его могли бы соскребать с асфальта совковыми лопатами при стечении зевак. Он был в полушаге от гибели, он спасся чудом. Кто-то спас его. Бог, возможно. Кто-то дал ему новую жизнь. И в эту новую, следующую жизнь следовало входить налегке, ничего при себе не имея, кроме штанов, прикрывающих срам. И чтоб ни единой мысли в голове, только похмельный скрежет извилин – и на заднем фоне какая-то неопознаваемая мелодия, что-то вроде гимна или псалма. Музыка небесных сфер.
Спускаясь в лифте, сообразил, что слышит не псалом – музыка сфер оказалась народной песней про чёрного ворона. Ты добычи не добьёшься, чёрный ворон, я не твой! Я – ничей, свой собственный, я – Великий Гэтсби, я Знайка, создатель банков и супермаркетов, отец двоих сыновей, и сам чёрт мне не брат.
Я не твой, я не твой.
Весь путь до цели занял полчаса быстрым шагом.
Ему хорошо было теперь, внутри жаркого дня, под красно-жёлтым солнцем, на шумной улице, в толпе. Вдруг он понял, что идущие навстречу люди улыбаются ему доброжелательно и сочувственно, а некоторые женщины, увидев разбитую, в багровых пятнах физиономию бывшего банкира, вовсе не могут сдержать смеха. Один маленький мальчик, семенивший возле розовой неторопливой мамы, ткнул в Знаева пальцем и крикнул, что у дяди – фингалы! Знаев ненавидел слово «фингалы», но по существу возразить мальчику было нечего.
Мужчины, увидев повреждения на лице Знаева, все как один надолго задерживали взгляд. Но смотрели, опять же, с большим пониманием.
Когда проходил мимо магазина сети «Ландыш», от стены отделился суетливый алкоголик, уже совсем опустившийся, сальный, хуже всякого чёрта.
– Брат, – сказал он, – не поможешь?
Жалость захлестнула Знаева.
– Ничего нет, брат, – ответил он с сожалением. – Честное слово. Ни копейки. Прости.
– Ничего, – сказал алкоголик с достоинством. – Ладно.
И отступил в тень.
Знаев двигался внутри волны сострадания, это было новое для него ощущение: направленные на него, поначалу равнодушно-настороженные взгляды тысячеглазой толпы, мгновенно светлели, людям было его – побитого – жалко; он шёл, согреваемый электричеством человеческого сострадания, абсолютно счастливый.
Когда нашёл нужную дверь – никакой вывески не обнаружил ни сверху, ни сбоку. Почему, проезжая мимо позавчера, зашёл именно сюда? Попробовал вспомнить – и не вспомнил.
Но за дверью явно было то же самое заведение, обыкновенный бар на две дюжины столов, пустой в это время дня; тот же бармен посмотрел на гостя теми же голубыми глазами; та же огромная стойка с алкоголем.
Меднолицый колдун сидел за тем же столом. Правда, на этот раз без дочери.
Знаев подошёл и сел напротив.
При свете дня колдун показался ему меньше и суше – не гигант, но всё же крупный, крепкий человек, дочерна загорелый, явно шагнувший за шестьдесят; выглядел проще, не так загадочно, не так инфернально и грозно; на долю мгновения Знаев засомневался, стоит ли начинать разговор.
Кроме них, в зале скучал ещё официант представительной внешности – но, судя по глазам, чрезвычайно недалёкий.
То, что колдун нашёлся мгновенно, там же, на том же стуле с царапиной на деревянной спинке, в том же заведении, в той же самой позиции, Знаева никак не удивило. Он подозревал, что находится в другом слое реальности, в новом мире, столь же ужасном, сколь и великолепном. В фармакологическом бреду, где возможно всё.
32
– Это был не бес, – уверенно сказал колдун. – Какой-то мелкий потусторонний гад. Начинающий искуситель. Демон. Ты бы не прыгнул, Сергей. Не волнуйся.
