Двухметровое дитя поставило на стол пакет; помимо форм для льда и набора заживляющих мазей вытащило бутыль дорогого виски.
– Откуда? – изумлённый, спросил отец, незамедлительно откупоривая и отхлёбывая из горла.
– У меня есть друзья, – гордо ответил младший Знаев. – Я его знаю?
– Кого?
– Того, кто тебя побил.
– А если бы знал – то что?
– Поломал бы, – серьёзно сказал сын.
Старший Знаев шмыгнул разбитым носом.
– Хочешь впрячься за отца?
– Естественно, – ответил младший Знаев. – Что же я за сын, если не впрягусь за отца?
Старший Знаев осторожно потрогал набухшие подглазья.
– Что же я за отец, если позволю сыну за меня впрягаться?
Протянул бутыль, предлагая. Сын отрицательно помотал головой.
– Может, – спросил, – тебе травы привезти?
Спросил снисходительно и со значением: вот, мол, я совсем взрослый, и выпивку в два часа ночи найду, и траву, и разговариваю на равных, и возражаю. Ты ведь, папа, меня позвал как взрослого, как сильного, ты ведь за помощью обратился, вот я и предлагаю всю помощь, какая только возможна.
– Спасибо, не надо.
– Тогда скажи, кто. И я пойду.
– Не скажу. Это тебя не касается.
Сын развернул плечи.
– Я не уйду, – произнёс он упрямо, – пока не скажешь. За такое должна быть ответка. По-любому. Без вариантов. Иначе все будут думать, что ты – слабый.
– Да и хер с ними со всеми, – ответил старший Знаев, кое-как улыбнувшись. – Пусть думают. Ve con dios, сынок. У тебя деньги на такси есть?
– Я с другом, – недовольно ответил сын. – На машине. Скажи, кто. И телефон дай. Я разберусь.
– Я сказал – иди. Это не твоё дело.
– Нет. Моё.
И демонстративно сложил руки на груди.
«Я хорошо помню, – подумал отец. – Я влюбился в её осанку, в её имя, в её пальцы на фортепианных клавишах. Я сразу решил, что она – та самая. Я понял, что моя жена и мать моих детей будет музыкальным человеком. Я помню, меня тогда осенило: в моём доме будет рояль, и толстая пачка нотных альбомов! Я построю свою семью вокруг музыки! Так я подумал, когда она подходила, когда мы знакомились. Привет, я Сергей. Камилла. Красивое имя, а что оно значит? Оно значит “девушка благородного происхождения”. Вам идёт это имя, в вас видна порода… Спасибо, Сергей…
Это была любовь? Разумеется! Я увидел, что с этой женщиной возможно общее будущее. И дети. Минимум один, вот такой вот, огромный, упрямый, весь в друзьях, весь на понятиях».
– Слушай, юноша, – сказал отец. – Я ведь тебя этому не учил. «Поломаю», «ответку дам», «без вариантов» – откуда ты такого набрался?
– Отовсюду, – спокойно ответил сын. – Ещё скажи, что я – неправ.
– Это я был неправ! – перебил отец, раздражаясь. – И я получил – за дело. Конфликт исчерпан. Всё. Говорить не о чем.
– Если надо, – сказал сын, сузив глаза, – я пацанов соберу, хоть двадцать человек. Мы любого закопаем.
– В каком смысле – «закопаем»? – испугался отец.
– В переносном, – ответил сын. – Накажем. У нас у одного парня отец – полковник ГРУ. В Сирии воюет.
– Я думал, ты музыкант, – сказал отец.
– Ты тоже когда-то был музыкант, – ответил сын. – Скажи, кто тебя тронул. Мы ему вломим. По-настоящему. По-русски. Быстро, тихо и вежливо.
– Иди, – приказал отец. – Тоже мне, вежливый человек.
Сын не двигался с места, и отцу пришлось слегка подтолкнуть его в плечо.
Виталик недовольно процедил «звони» и ушёл вразвалку. Со спины выглядел совсем взрослым. «Обиделся, что ли? – Подумал Знаев. – Ничего, пусть привыкает».
У неё была длинная белая шея и треугольное лицо с миниатюрным, но крепким подбородком и прямым носом. Длинные пальцы и хрупкие прозрачные запястья – в состоянии эротического помрачения можно было увидеть сквозь тонкую кожу множество синеватых косточек, сложно соединённых мягчайшими хрящиками.
Она походила на холодных царственных блондинок из золотого века Голливуда.
Она носила жемчуг и не пользовалась косметикой – что было неопровержимым, стопроцентным доказательством породы. Хочешь найти породу – ищи девушку, которая не красит лицо.
Он нашёл.
В первый год после свадьбы мистер и миссис Знаефф много ездили по миру. Молодой супруг уставал на работе и предпочитал пассивный отдых: мало двигаться, много спать и есть. Он отдыхал как старик. Ему нужен был абсолютный комфорт, какой только можно купить за деньги. Это была принципиальная позиция.
Отдыхал только в Европе. Третий мир не любил и редко там бывал.
Он покупал дорогой тур на Тенерифе, Мадейру или Капри, выпивал перед полётом стакан крепкого – и в зале прилёта обращался в полусонного мистера Знаефф, в очень, очень важного и богатого парня.
Завидев утомлённых перелётом мужчину и женщину, мистера и миссис Знаефф, заранее оплаченные люди подбегали, подхватывали два его чемодана, набитые белыми брюками, сандалиями, купальными полотенцами, очками для плавания и соломенными шляпами; потом два её чемодана, набитые тем же плюс каблуки и вечерние платья, – и с этого момента и вплоть до возвращения домой все желания молодой пары упреждались шофёрами, гидами и бесшумными слугами.
Мистер и миссис спали, тесно прижавшись друг к другу, обязательно под открытым небом, на балконах-террасах, чтоб в семи-десяти шагах от вытянутых ног уже были пустота, и обрыв, и гудение волны внизу. И две минуты пешком до пляжа, и кровать кинг-сайз.
Молодая миссис Знаефф всегда легко покупалась на «кинг», на королевское, на главную тему, скреплявшую молодожёнов: на их очевидную избранность, на их превосходство над многими прочими, на их принадлежность к сверкающей верхушке золотого миллиарда.
Они были молоды, умны, образованны, богаты, абсолютно здоровы, сыты, остроумны, пьяны, счастливы, шикарны, они наслаждались всеми плодами мировой культуры, они любили глядеть с обрыва на бесконечный океан, – они, двое русских молодых людей из Москвы, владели миром.
Утром он плавал и жрал рыбу; днём его и жену везли смотреть Саграда Фамилия, или Каркасон, или Дворец дожей; потом он снова плавал и жрал рыбу: треску, тунца, лосося или буйабес, пил портвейн, курил, парился в сауне, дремал или слушал старые блюзы, рассматривал субтропические бирюзовые закаты.
Зачатие ребёнка произошло на одном из тёплых солнечных островов, в шуме волны, вечно совокупляющейся с берегом. Сын был создан отцом в состоянии расслабления, умиротворения, глубокого самодовольства. Дух, ангел его сына прилетел, привлечённый ароматами лосося, политого лимонным соком, и холодного бордо, и хрустящих простыней; дух, ангел прилетел в особенный, исключительный мир, в райский сад с фонтаном и лимонным деревом, где все мечты сбылись.
