Празднуешь наедине с литром «Jim Beam». Пошёл бы в бар – но баров тут сильно меньше, чем в Нью-Йорке. Надо знать адрес, надо садиться в машину и ехать; целая история. Поэтому пьём на пляже, сидя на песке.
Далеко впереди, у горизонта, светится красный огонь – может быть, бортовой фонарь судна. Рубиновый луч притягивает, баюкает.
Песок излучает уже ночную прохладу.
Мимо медленно идёт человек – в темноте не понять, какого возраста, какой расы. Тлеет сигарета в пальцах. Он останавливается. Похож на тебя, явно такой же бездельник, пляжный зомби. Длинные волосы. Он подходит ближе, теперь ты его узнал: вчера утром вы брали доски в одном и том же прокате, у одних и тех же метисов.
– Привет! – говорит он.
– Привет. Хочешь выпить?
– Нет, – отвечает человек. – Спасибо. Откуда ты?
– Из России. Из Москвы.
– Вау, – говорит человек. – Из России.
По первым фразам ясно, что он тоже – большой друг «Jim Beam» или какого-то похожего напитка.
Лица в темноте не видно. Но судя по уверенному развороту корпуса – молодой парень.
– В России холодно, – говорит он.
– Да. Это холодная страна.
Он обхватывает себя руками за плечи, дрожит и смеётся.
– Я не люблю холод!
– Холод – это хорошо. Холод делает человека сильным.
– А я люблю солнце, – отвечает человек. – Для меня это место – лучшее на свете, потому что тут всегда солнце. Я поклонник солнца. Солнце – это круто.
– Разные люди – разные удовольствия.
– Да, – говорит человек, – верно. Но я должен идти.
– Конечно.
– Не сиди на пляже, – предупреждает человек, – тут ночью темно и холодно!
И уходит.
Остаётся ночь и шум океана; не так уж и мало, если разобраться.
58
Не сразу привыкаешь к этим мгновенным вечерам, когда солнце скользит за горизонт, как часы в жилетный карман, и звёзды высыпают безо всякой сумеречной паузы. Правда, их плохо видно из-за городского зарева; чтобы любоваться здешним ночным небом, надо ехать в пустыню. Или отплыть от берега в открытый океан миль на десять. Или напиться, чтобы количество звёзд и их яркость не имели значения. Обычно Знаев прибегал к третьему варианту – как к самому эффективному.
Был и хороший повод: всё-таки не каждый день на текущем счету появляются цифры со многими нулями.
Впрочем, если бы не было повода, – он бы напился просто так. Деньги ни при чём. Они его не радовали. Он твёрдо решил, что не будет их тратить: вернётся домой и начнёт что-нибудь новое.
Сигналом к возвращению стало само появление длинной череды нулей на голубом экранчике.
Он добрался до края света, отсюда не было другой дороги, кроме как – назад, домой.
«Хорошо, что я не взял в руки оружие и не поехал драться, – думал он, шагая по бесконечной одноэтажной улице и отхлёбывая из горла. – Хорошо, что послушал людей и сам подумал. Моё время ещё не пришло. Мне сейчас обязательно надо жить дальше».
Он вернулся в мотель, сменил сандалии на прорезиненные пляжные тапочки, затолкал в сумку костюм.
Доска всегда лежала в кузове машины, завёрнутая в одеяло.
Пешком до берега идти было едва четверть часа, через улицу вниз, два перекрёстка и ещё сто пятьдесят метров через пляж, минуя дорожки для пешеходов и дорожки для велосипедистов. По обеим дорожкам шли, бежали и катились на велосипедах и роликах поджарые местные жители, существа без возраста и внешних классовых отличий, все в одинаковых шортах, с проводами, торчащими из ушей. Но по мере сгущения темноты число бегущих и едущих постепенно уменьшалось.
Не дойдя пятьдесят шагов до кромки прибоя, он сел на остывший песок и одним огромным глотком прикончил бутылку; но, кажется, ещё больше протрезвел. И стал натягивать костюм.
На пляже кое-где оставались люди, в темноте светились огоньки сигарет, и ветер доносил чей-то звучный женский голос, в отчаянии повторявший: «Я не могу поверить… О Иисус, я не могу в это поверить…» Знаев грустно подумал, что люди везде одинаковы: даже в самом комфортабельном и благоустроенном городе планеты найдут повод для слёз.
Но гудящий в темноте океан, едва Знаев к нему приблизился, поглотил все прочие звуки и всё внимание.
Холодная вода ударила в лицо, окатила грубо и весело, словно старый товарищ при встрече хлопнул по шее и к себе прижал.
Много сил ушло на то, чтобы перебраться через прибой, но ничего: на открытой воде всегда можно перевести дух. И, кстати, вспомнить, что океан человеку вовсе не товарищ, и кто это забывает – тот пропал.
Знаев впервые гонял ночью. Он не знал, насколько это красиво. При свете луны вода сверкала как серебро, а брызги переливались всеми цветами радуги. Когда водяной холм поднимал его выше – он видел лунную дорогу, уходящую в бесконечность, и берег, усыпанный разноцветными огнями.
По опыту он знал, что самый удачный заезд – первый, когда руки ещё не устали. Отплыл от берега, и первая же большая волна – твоя, не зевай, греби, вставай и лети по чёрной воде.
Хорошую сильную волну легко угадать – у неё есть гребень, белый, под луной как будто светящийся.
Волна ревёт прямо за спиной, как тысяча стальных паровозов. Спину и затылок сковывает холодом и одновременно жжёт огнём – это энергия в чистом виде, она преследует тебя, она беспощадна; но если ты не оскорбишь её и будешь достаточно ловок – она позволит тебе сыграть в игру.
Сухопутный человек, он катался посредственно, по русскому выражению – «раком-боком». Не умел делать поворотов и ни разу не смог проехаться в «трубе». Из каждых пяти попыток встать на доску удавалась одна-единственная. Из каждого часа, проведённого в океане, собственно скольжение по водяному склону занимало считанные мгновения. Но это были совершенно упоительные мгновения, и каждый удачный рывок он запоминал навсегда.
Прокатившись, долго лежал на доске, прижавшись щекой, опустив голову, расслабив шею и спину. Звёзды качались над головой, избыточно яркие. «Вот туда бы взвиться, – подумал Знаев. – В космос! Все мечты осуществил, а эту, самую детскую, не смог. Вернусь домой – попрошусь в отряд космонавтов. Предложу все деньги, что есть. Может, возьмут».
Вдруг он сообразил, что его постепенно относит от берега.
Очевидно, это был rip – отливное, или обратное, течение: неприятный феномен, самая частая причина гибели пляжных купальщиков. Обычно сухопутный человек, даже предупреждённый, мгновенно впадает в панику, когда вода подхватывает его и начинает уносить в открытое пространство; несчастный пытается выгрести, быстро выбивается из сил и тонет. Но Знаев не считал себя новичком и только покрепче ухватился за доску. Он видел, как на пляже в индонезийской Куте отбойная волна сбивала с ног и уносила взрослых мужчин, зашедших в воду едва по пояс. Все они отчаянно работали руками в попытках выбраться, хотя главное правило состояло в том, чтобы, наоборот, дать волне увлечь себя и расходовать силы только для того, чтобы держаться на поверхности; в сотне метров от берега любая такая волна обязательно ослабевала, и можно было – опять же, экономя силы, – отплыть в сторону и поймать противоположную, прибойную волну, которая с той же непреклонностью сама благополучно выносила пловца на сушу.
