– Я не хочу есть. У меня еще страх не прошел. А вдруг следующей ночью опять…
– Хочешь, я у тебя останусь?
– Как это? На ночь, что ли?
– Ну да. В гостиной диван есть, большой и наверняка удобный, нормально высплюсь. А еще я тебя обедом и ужином накормлю и в аптеку схожу. Надо для начала температуру сбить парацетамолом.
– Мне же нельзя парацетамол…
– Почему? А, ну да. Парацетамол нельзя, ничего такого нельзя. Но я что-нибудь другое куплю, которое можно. Ты лежи, не вставай. Где у тебя ключи?
– В прихожей, на тумбочке…
– Я быстро, только до аптеки и обратно. Да, еще в магазин.
Иван ушел, и Арина задремала. Странная это была дрема, как морской штиль. Когда медленно входишь в теплое море, ложишься на спину, зажмурив глаза от солнца, и чувствуешь себя молекулой земного счастья. Что бы ни происходило там, на берегу… Лежишь – тебе хорошо…
Хлопнула дверь, и дрема ушла. Было слышно, как Иван, потоптавшись в прихожей, занес шуршащие пакеты на кухню. Потом появился в дверях спальни, покрутил в пальцах какую-то коробку.
– Я липовый цвет купил… Вспомнил, как мне бабушка в детстве липовый цвет заваривала, когда температурил. И еще мед… И лимон… Ты с чем будешь липовый цвет пить, с медом или с лимоном?
– И с тем и с другим, и в самой большой кружке, пожалуйста.
– Отлично! Сейчас изладим. Лежи пока!
Иван ушел на кухню, Арина опять задремала. Опять медленно вошла в воду, легла на спину, закрыла глаза… И чуть не застонала от досады, когда зазвонил телефон. Еще и номер незнакомый вывалился.
Не отвечать, что ли? А вдруг что-то срочное? Ладно, все равно задремать больше не удастся.
Женский голос в трубке и впрямь показался поначалу незнакомым. Тем более прозвучал с ужасно хамоватой интонацией:
– Родион тебе звонил сегодня? Чего молчишь, не узнала? Это Лера!
– Да… И впрямь не узнала, – проговорила в трубку Арина.
– Так звонил или нет? Только не ври! Я проверила его телефон, он тебе звонил!
– Ну, звонил… И что?
– Ничего! Что он тебе сказал?
– Тебе стенограмму разговора предоставить?
– Да ладно, хватит из себя насмешливую леди строить. Знаю я, какая ты леди, своими глазами видела плебейскую истерику на Ольгином дне рождения. Или ты успела забыть?
– Нет, не забыла. И сама удивляюсь, как это меня обнесло. Не быть мне леди в глазах твоих, о горе мне, горе.
– О чем ты с ним говорила? Опять беременностью пугала? Или про наследство рассказывала? Сколько ты ему обещала за то, чтобы вернулся?
– А за сколько он вернется, как думаешь?
– Ты… Ты что себе позволяешь, а? Кто ты такая вообще? Думаешь, если у тебя деньги появились…
– Тихо, Лера, тихо. Успокойся, пожалуйста. Даю тебе честное благородное слово, что на Родиона я никаким образом не претендую, ни просто так, ни за деньги. Пусть подает бумаги на развод, если вопрос в этом.
– Да, я уже занимаюсь этим вопросом. Я буду его женой, поняла?
– На здоровье, рада за тебя. Заранее поздравляю.
– И он мой. Запомни это раз и навсегда. Не путайся больше у нас под ногами. Не хватало мне позориться из-за тебя.
– В каком смысле – позориться? И почему из-за меня? – растерянно переспросила Арина, и тут же махнула рукой: – Ой, я поняла, кажется. Ты не можешь позволить себе статуса брошенки, правильно? Тебе гордость не позволяет? Или социальное положение?
– Да, он не бросит меня, ты правильно поняла. Я этого просто не допущу. И еще раз повторяю: не смей путаться у меня под ногами вместе с наследством и беременностью.
– Не надо столько эмоций, Лера. Зачем воздух сотрясать? Как говорится, я все свое ношу с собой и ни с кем делиться не собираюсь. Я ведь уже сказала.
– Нет, это я тебе говорю – не смей. Не зли меня. Иначе я сделаю так, что не будет у тебя никакого ребенка. И тебя тоже. И некому будет наследство получать. Ты меня плохо знаешь, я на все способна. Или ты этого еще не поняла?
На этом вопросе разговор оборвался. Арина долго глядела на телефон, будто ждала, что Лера снова позвонит и объяснит ей, что это было.
А впрямь, что это было? Угроза?
Иван заглянул в спальню, спросил с тревогой:
– У тебя все в порядке? Мне показалось, ты с кем-то разговаривала.
– Да, я разговаривала. И знаешь, с кем? С Лерой. Она решила разборку устроить по поводу моих покушений на обратный захват мужа. Сказала, что я его совращаю потенциальным наследством. И чтобы я думать о нем забыла, иначе меня… Со мной… Даже повторить боюсь, честное слово!
– Ну что я могу тебе на это сказать? – со вздохом произнес Иван. – Только банальную фразу: не обращай внимания. Лера любит разборки по любому поводу. Или ты на самом деле покушаешься на обратный захват мужа?
– Нет… На данный момент я покушаюсь только на липовый цвет с лимоном и с медом.
– Скоро все будет, потерпи пять минут. А про дурацкий разговор с Лерой забудь. Не надо было вообще с ней разговаривать.
– Ты знаешь, она еще довольно интересную фразу произнесла. Сначала сказала, что на все способна, а потом этот странный вопрос… Разве, мол, ты этого еще не поняла, что я все могу?
– Вот идиотка, – тихо и зло прошептал Иван одними губами.
Арина напряглась, будто ее тоже коснулась его злобно досадная интонация. Всего на секунду, но стало ужасно неуютно в его присутствии.
Да, он в эту секунду был чужой. Отстраненный. И, как ей показалось, немного растерянный. А еще подумалось вдруг – он ведь и впрямь чужой. Сколько они знакомы – всего ничего.
Но в следующую секунду наваждение как рукой сняло, и голос Ивана зазвучал с прежней доброжелательной уверенностью:
– Забудь. Не думай. Это как раз не тот случай, чтобы… Я сам с ней разберусь в ближайшее время. И даю слово, что она тебе больше не позвонит. А сейчас пойдем пить заваренный липовый цвет. Хочешь, сюда принесу?
– Нет, я лучше поднимусь.
– Тебе помочь?
– Я сама. Я вполне сносно себя чувствую. Только все время спать хочу.
– Это хорошо, что спать хочешь. Организм требует восстановления сил. Давай, жду тебя на кухне… И обедать будешь, я куриный бульон поставил варить.
После горячего бульона Арину совсем развезло, добралась до кровати, свернулась калачиком и тут же полетела в сонную пропасть с запоздалой мыслью: даже «спасибо» Ивану не сказала. Надо будет потом обязательно…
Когда открыла глаза, в комнате было темно. Портьеры на окне плотно задвинуты, так что не поймешь, ночь сейчас или день. Судя по глухой тишине в комнате, давно наступила ночь.
