– У Черчилля оно было, у генерала Паттона, Калвина Кулиджа, Авраама Линкольна, Теодора Рузвельта, Ричарда Никсона…
Она сметала одно мое возражение за другим, и мне уже не хотелось, чтобы Зора уходила. Мне хотелось, чтобы она продолжала говорить, орошая семя надежды, которое сумела в меня заронить. Хотелось еще и еще раз услышать, что я буду мэром пятого по величине города Америки. Хотелось хоть чуть-чуть поверить в это чудо.
3
В общем, Зора почти меня убедила – и тут вдруг сменила тон. Произошло то, с чем я не раз сталкивался впоследствии: никто не мог долго таить от Зоры своих секретов.
– Теперь мы покончили с фальшивыми отговорками и можем перейти к настоящим проблемам. Согласны?
Я сделал вид, что не понимаю.
– Что ты имеешь в виду, Зора?
– Политику. Вы давно думаете о ней всерьез, Тад. Вы для нее созданы. Достаточно прослушать любой ваш курс лекций, и это становится ясно. Ваши рассуждения покоряли нас. От ваших обличений мурашки бежали по коже. Все впитывали каждое ваше слово. Я до сих пор помню вашу гневную речь по поводу слишком большого количества низкооплачиваемых рабочих в Америке. Или отсутствия медицинских страховок. Я не забыла лекции о гибели американской мечты и мерах, которые помогли бы ее воскрешению. Умение убеждать у вас в крови.
Я открыл рот, чтобы возразить, но не нашел возражений.
– Есть какая-то очень конкретная причина, Тад, которая мешает вам заниматься политикой. Что-то, из-за чего вы всерьез сочли себя калекой, негодным для состязаний.
– Что за дешевые экскурсы в психологию!
Зора остановила меня пронзительным взглядом.
– Какой скелет застоялся у вас в шкафу, профессор Коупленд?
Я застыл, прислонившись к резному столбику, и молчал. Смотрел вдаль, на озеро, искрящееся тысячью огоньков на солнце.
Зора складывала свои бумажки в рюкзак.
– Я даю вам одну минуту, Тад, – сказала она, взглянув на часы. – Ни секунды больше. Если вы мне не доверяете, дело не выгорит и нам лучше не продолжать.
Она взяла сигарету из пачки, которую я оставил на столе, и смотрела на меня, не сводя глаз.
И я впервые почувствовал, как опасна может быть эта девушка. Мне не понравилось, как она взялась за меня. Я не люблю, когда меня припирают к стенке. Еще несколько секунд я был свободен и мог сказать «нет». Свобода – великая вещь. Но… Зачем свобода, если не можешь жить, как мечтаешь?
– Ладно, – согласился я, садясь рядом с ней. – Ты права: в моей жизни был эпизод, который может помешать моей политической карьере.
– Я вас слушаю.
– Не жди чего-то потрясающего. Заурядная банальность. Лет десять назад у меня был роман с одной женщиной.
– Кто она?
– Ее зовут Джойс Карлайл. Она работала у меня в «Берите вашу Филадельфию» – сначала волонтером, потом на зарплате.
– Ваша жена знала об этой связи?
– Если б Кэролайн узнала, она не была бы больше моей женой.
– И где теперь живет эта Джойс Карлайл?
– В Нью-Йорке. Но это еще не все. У нее есть дочь, Клэр, сейчас ей восемь.
– И вы – ее отец?
– Скорее всего, да.
– Джойс пыталась вас шантажировать?
– Никогда. Она порядочная женщина. Свободных нравов, но достойная уважения. Ее мать работает в юридической службе города.
– Вы поддерживаете отношения?
– Нет. Уже много лет я ничего о них не знаю и не стараюсь узнать.
– Маленькая Клэр знает, что вы ее отец?
– Понятия не имею.
Зора вздохнула, и лицо у нее стало отсутствующим, как и всегда, когда она размышляла. Я молча ждал ее вердикта, чувствуя себя школьником, которого поймали в буфете, когда он запустил ложку в банку с вареньем.
Именно в эту минуту я и должен был отказаться, но Зора произнесла именно те слова, которые мне так хотелось услышать.
– Действительно, неприятно. История может вылезти в самый неподходящий момент, но риск – благородное дело. Главное – держать ситуацию под контролем. Мы знаем, что такой эпизод в вашей жизни был и что в один прекрасный день он может стать проблемой. Но возможно, никогда ею не станет. Так что решим, что делать, когда эта проблема возникнет.
4
«Решим, что делать, когда эта проблема возникнет».
Многообещающая фраза, я это сразу почувствовал.
Да, я много чего почувствовал.
Но буду честным. Даже зная, какой трагедией все это кончилось, я бы солгал, если б сказал, что сожалею о своем выборе. Скажу больше: я солгал бы, если б сказал, что не испытываю ностальгии по тому давнему летнему утру. Утру, когда все для меня только начиналось. Когда у меня в доме появилась странная, плохо одетая девушка с потертым рюкзачком. Когда она разложила на старом верстаке свои бумажки и спросила: «Вы готовы вписать новую главу в историю политики Соединенных Штатов, Тад? Главу, в которой вы будете главным героем?»
Закон № 2: не доверяйтесь друзьям, используйте врагов. <…> Если у вас нет врагов, постарайтесь ими обзавестись.
Роберт Грин
1
– Двадцать долларов партия, сэр!
Предложение исходило от обросшего бородой бомжа с шахматной доской под мышкой.
– В следующий раз с удовольствием, сегодня у меня встреча, – ответил я, протягивая ему деньги.
Я сидел за каменным столом и ждал Зору Зоркин в укромном углу Вашингтон-Сквер-парка, который облюбовали для себя шахматисты.
Час был поздний, но жизнь в парке кипела. Субботняя веселая жизнь летнего вечера, когда никак не стемнеет, когда вокруг звучит музыка и хочется гулять, смеяться и танцевать вальс.
Лично мне было не до праздников, Клэр. Мне было скверно. Все последние дни я старался не сойти с ума и загонял тоску как можно глубже, но здесь, среди беззаботных людей, жуткий страх за тебя вылез наружу.
Как только я переставал действовать или что-то продумывать, перед глазами всплывали картинки камеры наблюдения. Подручный Анжели снова заталкивал тебя в багажник своего хромированного катафалка. А ты звала меня: «На помощь! Рафаэль! Рафаэль! Помоги!»
Что с тобой после этих трех дней? Где тебя держат? Что с ребенком? Есть ли у нас шанс обрадоваться рождению нашего малыша?
И жива ли ты вообще?
До сегодняшнего дня я в этом не сомневался, но моя убежденность скорее сродни вере, чем уверенности, покоящейся на солидной основе. Она похожа на бегство – я не уверен, что у меня достанет сил смириться с тем, что есть на самом деле. Хотя реальность сейчас похожа на выдумку романиста. И я повторяю себе, как заклинание: ты не можешь исчезнуть навсегда. Ни из этого мира, ни из моей жизни.
