Впереди нарисовалась бензоколонка. Марк скосил глаза на панель. В баке кое-что еще оставалось, но он решил все же заправиться, чтобы выбросить из головы проблемы с бензином.
Помигал. Снизил скорость. И остановился, подняв облако пыли. Колонка была одна. Старорежимная. Точь-в-точь со страниц романа Джима Гаррисона.
– Полный бак, сэр?
Возле машины стоял паренек в спецовке не по росту и в бейсболке с надписью «Цинциннати Редс»
[31]. Смотрел на Марка и улыбался. На вид лет тринадцати, не больше, но в здешних местах, как видно, брали на работу несовершеннолетних без проблем.
– Yes, рlease
[32], – ответил Марк пареньку и протянул ему ключи.
Он вылез из машины и толкнул дверь в бистро, приютившееся возле магазина. Сделал несколько шагов по полу, посыпанному опилками, и остановился. Посмотрел на плясавшую в луче света пыль. Потом обвел взглядом все помещение. Вечер только начинался, и в бистро пока еще все дремало. Два-три завсегдатая сидели возле стойки, пили пиво и повышали себе в крови холестерин гамбургерами с ветчиной, копчеными ребрышками и рыбой с жареной картошкой, плавающей в жиру.
В углу висящий у потолка старенький телевизор передавал дебаты республиканцев в прямом эфире, но звук был выключен, и никто не обращал на него никакого внимания. Зато из радиоприемника на этажерке рычал Ван Моррисон.
Марк взгромоздился на табурет и попросил кружку пива. За пивом принялся проглядывать свои записи. На бумаге захватившая его идея выглядела бледно, но он вцепился в нее и не хотел отпускать. Если поверить не забытой еще латыни, слово «интуиция» изначально значило «образ, отраженный зеркалом».
Образ. Образы. Картинки. Именно картинки всегда были для него на первом месте. У него в голове прокручивался фильм, и он пытался найти в нем место для Флоренс Галло.
Старый следователь, поклонник йоги, софрологии и гипноза, учил его такой методе. Нужно было войти в контакт с жертвой, поставить себя на ее место, вжиться в нее, почувствовать, что она чувствовала, на какое-то время стать ею.
Марк мало верил в возможность мысленного контакта с покойниками, зато не сомневался, что дедукция и логика поведут к цели, только если будет учтен психологический расклад. С этой точки зрения беседа с Аланом Бриджесом – настоящее имя Алан Ковальковски – была необыкновенно информативна. Она давала материал, чтобы, как говорится, заглянуть в душу Флоренс.
Рафаэль сообразил правильно. Флоренс отправила Алану по электронной почте звуковое сообщение – разговор между Джойс Карлайл и ее убийцей, который она только что записала. Отправила сразу после того, как набрала полицию и сообщила о нападении на мать Клэр. Она сделала это под наплывом чувств, обуреваемая эмоциями. Отправила с чужого компьютера, потому что жена Алана накануне разгромила ее стол и разбила компьютер. К этому же компьютеру она не привыкла, и на нем не было списка ее контактов.
Прикрыв глаза, Марк словно бы видел Флоренс: она в ужасе, она спешит, покрывается потом, ей приходится самой нажимать клавиши, набирая адрес Алана. Между страничками своей записной книжки Марк нашел визитную карточку главного редактора «Уинтер сан», на которой тот вывел адрес личной электронной почты: alan.kowalkowski@att.net.
Но Флоренс в спешке сделала ошибку. В этом-то и состояла гипотеза Марка. В волнении и спешке Флоренс набрала: alan.kowalkowsky@att.net. Набрала не «i», а «y». Вместо kowalkowski написала kowalkowsky. Почему? Да потому что такое написание первым пришло ей в голову. В таких окончаниях сплошь и рядом люди делают ошибки. К тому же она давно жила в Нью-Йорке, а американцы в именах русского происхождения всегда предпочитают писать «у». Американцы пишут Tchaikovsky, Dostoyevsky, Stanislavsky, тогда как французы написали бы Tchaikovski, Dostoievski, Stanislavski. И неважно, что фамилия Ковальковски польского происхождения, а не русского.
4
– Вы знаете, кто убил Джойс Карлайл?
Влажный воздух в кафе сильно пах луком, мятой и чесноком. А еще тишиной.
– Нет, – ответил мне следователь, и на лице его не выразилось ни единой эмоции.
Тогда я поставил вопрос по-другому:
– Детектив Барези, вы разве не поняли, что результат мне нужен, чтобы сверить его с современной базой данных?
Барези вздохнул.
– По этой причине я и опоздал, – сообщил он. – Мэй рассказала мне вашу историю, и, должен сказать, она меня тронула.
Он отвел глаза. Воцарилось молчание. Я в прямом смысле заерзал на стуле. Еще минута, и я буду знать все!
– Главная работа была проделана десять лет назад, – снова заговорил детектив, ткнув пальцем в листок с генетическим кодом. – Мне оставалось только выйти в базу данных и ввести эти.
– И теперь оно сработало! – догадался я.
На экране телефона снова обозначилась эсэмэска от Алана, но я не стал ни читать ее, ни писать ответ. Барези достал из кармана сложенный вчетверо листок.
– Вот наш подозреваемый.
Я развернул листок и увидел фотографию человека с широким лицом и квадратной челюстью. Бульдожья физиономия с ежиком волос. Он слегка напомнил мне Эрнеста Боргнайна в фильме «Грязная дюжина».
– Его зовут Блант Либович, – уточнил Барези. – Родился тринадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года в районе Астория, Куинс. Служил в морской пехоте с восемьдесят шестого по две тысячи второй год, дослужился до звания лейтенанта. Участвовал в первой иракской войне и военных операциях в Сомали.
– Чем занимался после демобилизации?
– Я дела на него не заводил. Но четыре года назад его арестовали, он сообщил, что возглавляет небольшое частное агентство.
– Его имя появлялось при расследовании дела Джойс Карлайл?
– Нет. Ни при каких обстоятельствах.
– Почему он оказался в картотеке?
– Дорожное происшествие. Он был задержан в Лос-Анжелесе в две тысячи втором за вождение в нетрезвом виде. Вступил в пререкания и стал грозить полицейскому, который его задержал. Провел ночь в камере, но на другое утро его отпустили.
– Без наказания?
– Без наказания, насколько мне известно.
Барези положил на стол деньги, вытер губы, встал и на прощанье предостерег меня:
– Прислушайтесь к моим словам. Не сомневаюсь, что у вас есть причины доставать из шкафа это пыльное дело, но я их знать не хочу. Я раздобыл для вас информацию, потому что маленько задолжал Мэй. Остальное меня уже не касается. Распутывайте это дело сами и не пробуйте со мной связаться. Я сказал, и вы меня поняли.
