В последнюю секунду меня осенило.
Ребенок – девочка.
Я назову ее Ребекка.
Пока не знаю, куда мы отправляемся, но мы вместе.
И я уже не боюсь.
День третий
Время после обеда
Драконы в ночи
18
Дорога на восток
Мы любим всегда то, что себе вообразили.
Поль Валери
1
Солнце. Пыль. Асфальт.
Последняя летняя жара. Из радиоприемника доносится саксофон Джона Колтрейна. Выставив локоть в открытое окно, Марк Карадек катил по шоссе, наслаждаясь ветерком, который шевелил ему волосы.
Сквозь темные очки он поглядывал на просторы, что лежали не двигаясь по обеим сторонам дороги. Луга, поля, фермы, стада коров, элеваторы, комбайны.
Деревенская Америка. Поля и поля до самого горизонта. Желто-зеленое однообразие сои, кукурузы, табака, пшеницы.
Марк впервые попал на Средний Запад и теперь старался припомнить хоть что-нибудь из курса географии, который повторял с дочерью, когда она училась в коллеже. Вспомнил раскрашенные цветными карандашами карты, обозначающие обширные сельскохозяйственные территории Америки: кукурузный пояс, фруктовый пояс, пшеничный пояс, масло-молочный пояс…
Занудные, лишенные смысла задания, если тебе четырнадцать и ты мало где побывал. Но сегодня все карты и пояса стали для Марка реальностью, и она впечатляла.
Карадек расправил затекшую руку и взглянул на часы. Начало шестого. Четыре часа назад он оставил Рафаэля в устричном баре. Интуиция подсказала ему, что нужно мчаться в аэропорт и лететь в штат Огайо. Так он и сделал. Два часа полета, и Карадек приземлился в Коламбусе. В аэропорте взял напрокат «Додж». Сначала включил навигатор, но вскоре плюнул на него и взял направление на северо-восток, довольствуясь указателями, которые должны были привести его к Форт-Уэйну.
Марк не спал последнюю ночь и очень мало – в две предыдущие. Из-за разницы во времени и транквилизаторов он должен был бы рухнуть, но, как ни странно, случилось обратное: энергия в нем била ключом. Выброс адреналина поддерживал его в состоянии возбуждения, все чувства были обострены. И лучшие, и худшие.
Лучшим была мозговая активность. Голова фонтанировала, мысли бурлили, и в этом богатом идеями хаосе ему удавалось выловить удачные решения. А худшим была проснувшаяся суперчувствительность. Воспоминания причиняли боль: жена, дочка, невозможность ничего поправить.
Марк вдруг обнаруживал у себя на щеке слезу и удивлялся ей. Призраки стеснились вокруг него, и только транквилизатор удерживал их на расстоянии. В голове вертелась строчка Арагона: «Быть человеком значит бесконечно падать». Он летел вниз вот уже двенадцать лет. В последние дни боль опять очнулась. В конце концов она его одолеет, Карадек это знал. Придет день, она спустит своих гончих псов, и они его загрызут. День этот недалек – возможно, завтра. Но не сегодня.
Марк глубоко вздохнул. Сейчас, на этой пустынной дороге, он чувствовал: в нем живет дар ясновидения. Если б понадобилось, он ходил бы по воде. С той минуты, как расправился со скотиной по имени Стефан Лакост, он действовал словно по наитию. Просвистевший мимо свинец унес с собой и страх. Марк стал вспоминать все, что случилось потом, прокручивая кадр за кадром, как в замедленной съемке. Вот он взял «пушку», поднялся и выстрелил. Он отнял эту жизнь не в горячке, а с разрешения. И стрелял будто бы не сам.
Для него уже было бесспорной очевидностью: он непременно найдет Клэр.
Такова его миссия.
Он найдет Клэр, потому что это в порядке вещей.
Бывает, что в расследовании наступает особый момент, когда не ты ищешь правду, а правда ищет тебя. Это и есть порядок вещей.
Спустя десять лет дело Карлайл вновь восстало из пепла и приносит самые неожиданные результаты. Костяшки домино соединились одна с другой и привели его на противоположный берег Атлантики. Марк видел перед собой сцепляющиеся черные прямоугольники: Клотильда Блондель, Франк Музелье, Максим Буассо, Хайнц Киффер, Джойс Карлайл, Флоренс Галло, Алан Бриджес…
Потеря ребенка, смерть тому виной или исчезновение, затрагивает не только одну-единственную семью. Она сжигает все вокруг себя, втягивает все в себя, ломает оставшихся и уничтожает связи между ними, оставляя каждого наедине со своими кошмарами.
Марк доехал до развилки, но даже не притормозил. Сразу свернул направо, не взглянув ни на карту, ни на указатель. Он не знал наверняка, куда ведет его эта дорога, но точно знал, что идет по следу. Планеты выстроились, истина властно вступила в свои права. Она пробивалась на поверхность, ломая и разметая в пыль все, чем старались ее прикрыть. Естественный ход вещей был неотвратим и разрушителен.
А он, Марк Карадек, был всего лишь ее орудием.
2
После встречи с Мэй Су-юн я вернулся в гостиницу и забрал Тео. Хотел, чтобы после обеда он поспал. Мы с ним долго из-за этого препирались, но в итоге проиграл я. Сражение кончилось, как обычно, перед экраном компьютера, с которого подмигивал старичок Луи де Фюнес.
Зато в три часа, за «Рестораном господина Септима», Тео крепко заснул, и я вслед за ним оказался в объятиях Морфея.
Разбудил меня легкий звон эсэмэски. Я в ужасе открыл глаза. Тео ворковал на другом краю кровати, болтая ногами в воздухе и подкидывая Фифи, любимую плюшевую собачку. Я взглянул на часы: начало седьмого!
– Дерьмо собачье! – рявкнул я в огорчении, вскакивая с кровати.
– Демо собаче, – с улыбкой повторил сын.
Я вздохнул поглубже, чтобы не расхохотаться.
– Нет, Тео, не повторяй, это очень грубые слова.
Он задумался, не решаясь открыто приступить к освоению нового приобретения. Я просмотрел сообщения на телефоне. Последняя эсэмэска была от Мэй Су-юн: «Через двадцать минут встречаемся в «Перлманс кныш бейкери».
Я не стал обращаться на ресепшн, а позвонил Марике прямо из номера. Юная нянюшка сидела с подружками в «Рауле», маленьком кафе в Сохо. Заказывая такси по мобильному, по городскому я просил Марике побыть с Тео сегодня вечером. Она пообещала приехать через пятнадцать минут. И как добросовестный член капиталистического общества воспользовалась ситуацией и заломила несуразную цену, на которую я – увы! – вынужден был согласиться.
На встречу я примчался с опозданием чуть ли не в полчаса. «Перлманс кныш бейкери» оказался небольшим кафе на Эссекс-стрит, в двух шагах от 7-го участка комиссариата Лоуэр-Ист-Сайда.
Народа в кафе почти не было: у стойки развлекалась японская пара, фотографируя друг друга, а у стеклянной витрины сидел старичок, рекламируя блюда еврейской кухни. В глубине белело несколько пластиковых столиков, окруженных красными табуретками, обитыми дерматином.
