Сидя с ноутбуком на коленях и водя мышкой по столу, пестрый мирок ухитряется что-то писать, грызя кто проросшие зерна, кто чипсы. Скажу честно, меня всегда удивляло, насколько действительность превосходит любую карикатуру.
– Извините за опоздание. У нас трехдневные курсы.
Алан Бриджес приветствовал нас на почти безупречном французском. Мы тоже с ним поздоровались, и я представил ему Марка как известного в прошлом следователя, который помогает мне в моих розысках.
– Я люблю Францию, – сказал Алан, пожимая нам руки. – В двадцать лет я провел там год, учился в Экс-ан-Провансе. Вечность назад. Жискар
[21] успел стать президентом, представляете?
Главному редактору «Уинтер сан» было, наверное, лет шестьдесят с небольшим. В легком твидовом пиджаке, белой рубашке, светлых брюках и кожаных сникерсах, высокий, с теплым голосом, он обладал безусловным обаянием и напоминал своего тезку, актера Джеффа Бриджеса. Вообще-то по-настоящему его звали, как я прочитал в Интернете, Алан Ковальковски, но в семнадцать лет, начав писать для факультетской газеты, он взял себе псевдоним.
– Пойдемте, – позвал нас Алан и повел в единственное отгороженное пространство своего этажа.
Лично я, приезжая в Нью-Йорк и проходя мимо «утюга», всегда задавался вопросом: на что же похожи внутренние помещения уникального небоскреба? И тот меня не разочаровал. Кабинет Бриджеса оказался треугольным, и из него открывался изумительный вид одновременно на Бродвей, Пятую авеню и Мэдисон-сквер.
– Садитесь, – пригласил нас Бриджес. – Еще один телефонный звонок, и я в вашем распоряжении. Атмосфера несколько накалена, но ничего не поделаешь – выборы!
Накал трудно было не заметить. Первичные выборы Республиканской партии должны были проходить в Миннеаполисе, но их срочно перенесли в Нью-Йорк из-за обрушившегося на Миннесоту урагана. Предварительные выборы республиканцев начались на два дня раньше в «Мэдисон-сквер-гарден» и должны были закончиться сегодня вечером речью Тада Коупленда, одного из претендентов на роль депутата от своей партии.
На стенах в кабинете Алана три экрана, включенные с пониженным звуком, транслировали главных лиц республиканцев: Джеба Буша, Карли Фиорина, Теда Круза, Криса Кристи, Тада Коупленда.
Бросив беглый взгляд на рабочий стол Бриджеса – на деле массивную деревянную дверь, положенную на козлы, – я заметил фотокопию статьи обо мне из «Википедии», которую, как видно, журналист внимательно изучал.
Пока Бриджес добивался эксклюзивного интервью с кандидатом от Республиканской партии, я позволил себе пройтись по кабинету. Оригинальный кабинет. В нем веяло духом буддизма или даосизма. Минимализм, смирение, акцент на мимолетность и бренность. Судя по обстановке, хозяину кабинета был близок принцип ваби-саби
[22].
На грубой этажерке в простой рамке стояла фотография Бриджеса и Флоренс Галло в Бэттери-парк-сити, они трогательно держались за руки. Единственная фотография в кабинете. И вдруг до меня дошло: Флоренс и Бриджес любили друг друга. Только поэтому главный редактор и согласился со мной встретиться. Как свидетельствовала фотография, Флоренс до сих пор не была забыта, и, возможно, он до сих пор по ней тосковал. Смотрел на фотографию, и у него сжималось сердце.
Я вспомнил, как долгие годы ненавидел фотоаппараты, бесчувственные механизмы, способствующие ностальгии. Своим щелчком они утверждают обман, настаивая, что бесследно улетучившееся мгновение никуда не делось. Хуже того, они – заряженные ружья и всегда попадают в сердце, но не сразу, спустя годы. Ведь у большинства людей нет ничего драгоценнее минувшего: былая невинность, утраченная любовь… Что может быть пронзительнее воспоминаний об улетевшем счастье, о волнующем аромате несбывшегося?
Как же я обрадовался своему отцовству! Ребенок в один миг сметает все увядшие свежести и все ностальгии. Он вынуждает распрощаться с грузом прошлого и во что бы то ни стало развернуться к будущему. Ребенок – это наш единственный шанс смотреть вперед. Его будущее становится куда важнее нашего прошлого. Твой ребенок – гарантия, что прошлое никогда не возьмет верх над будущим.
2
– Я в вашем распоряжении, – сказал Бриджес, повесив трубку. – Меня заинтересовало ваше письмо, мистер Бартелеми, но я не понял, чем вызван ваш интерес к Флоренс Галло.
Времени у меня было мало, и я не стал ходить вокруг да около.
– Вам никогда не приходило в голову, что несчастный случай с мисс Галло, возможно, не случаен?
Журналист нахмурился.
Карадек подлил масла в огонь.
– Вы никогда не думали, что мисс Галло могла быть убита?
Бриджес заволновался и отрицательно покачал головой.
– Нет, никогда, – категорично заявил он. – Я никогда такого не думал. Насколько я знаю, расследование установило факт несчастного случая, и у меня никогда не возникало сомнений на этот счет. Флоренс занималась прыжками обычно когда хандрила или хотела от чего-то отвлечься, освободить голову. Ее машину нашли в парке в нескольких метрах от моста.
– А парашют, который не раскрылся, – обыкновенное невезение?
– Мне непонятны и неприятны ваши подозрения. Я не большой специалист в джампинге, но знаю, что именно такого рода аварии чаще всего случаются в этом виде спорта. И потом, для убийства есть способы попроще, совсем не обязательно балансировать на Серебряном мосту в Вирджинии. Вам так не кажется?
– Кому она могла мешать?
– До такой степени, что ее захотели убить? Никому, насколько я знаю.
– Вы помните, над чем работала мисс Галло перед смертью?
– Точно не помню, но ничего особенного не было.
– Она была охотницей за сенсациями?
– Я бы назвал это по-другому: сенсации сами сыпались на нее. У Флоренс был не только дар убеждения, но и дар понимания, и люди открывали ей самое сокровенное. Она была удивительным человеком. Редкостным. Я говорю это совершенно серьезно. Умница, независимая в суждениях, одаренная искренней симпатией к людям. Этические нормы не были для нее пустыми словами. К тому же она обладала изысканностью, что большая редкость в нашей профессии, и еще обаянием старой школы.
Алан помолчал и взглянул на фотографию. Глаза у него подернулись влагой. Он понял, что мы не могли не заметить его волнения, и не стал скрывать своих чувств.
– Я буду с вами откровенен, да это и не секрет. В то время мы с Флоренс часто виделись. Мы любили друг друга.
