– Я уже все рассказал полковнику Музелье, – сказал Максим, сунув соломинку в стакан с мятной водой.
Карадек не стал ходить вокруг да около.
– Музелье – фуфло. Забудь о нем. Ты же понял, что он тебе не поможет.
Юноше, вероятно, пришлась по душе грубая прямота Карадека, но он все же встал на защиту Музелье.
– Вообще-то полковник прав: прошло целых девять лет, и моя история не имеет никакого смысла.
Марк, не соглашаясь, покачал головой.
– Она имеет смысл и к тому же может помочь нам еще в одном деле.
– Правда?
– Давай я сперва задам тебе свои вопросы, а потом объясню, что к чему. Идет?
Паренек кивнул. Марк сначала пересказал в общих чертах то, что ему сообщил Музелье, а потом стал уточнять.
– Значит, тебе тогда было десять лет, так?
– Десять с половиной. Я перешел в шестой класс.
– Где ты жил?
– В родительском доме на площади Карьер.
– В Старом городе? Рядом с площадью Станислас?
Буассо кивнул и продолжил:
– Каждую среду во второй половине дня наш шофер возил меня на катехизис.
– Куда именно?
– В базилику Святого Апра. Я врал отцу насчет часа, когда мне надо было там быть. Хотелось иметь в своем распоряжении больше времени. Шофер высаживал меня на улице Гиз, и я одну неделю ходил к кюре, а другую – в парк Орли. В парке лектор рассказывал ребятам о театре. Вход был свободный. Не надо было записываться, ничего от нас не требовалось. В общем, было здорово.
Марк отхлебнул пива и взял себе тарелочку с сашими. Максим продолжал рассказывать, и голос у него дрогнул.
– На обратной дороге из лектория этот тип меня сцапал. Я всегда выбирал дорогу покороче и не видел, как он подкрался. Минуты не прошло, как я оказался у него в багажнике.
– Он знал, кто ты такой.
– Само собой. Он сразу же сказал мне: «У тебя все отлично. Отец мигом вытащит тебя отсюда». Должно быть, он следил за мной не одну неделю.
– Сколько времени вы ехали?
– Часа два, я думаю. Когда мы подъехали к дому, шел дождь, было совсем темно, и кругом лес. Сначала он запер меня в сарае для инвентаря рядом с домом. У меня, похоже, поднялась температура от испуга и потрясения. Я орал, бредил, не мог остановиться. Если уж начистоту, меня тошнило и несло в прямом и переносном смысле. Сначала он отвесил мне несколько оплеух, а потом все-таки решил отвести в дом, завязал глаза и повел. Я спускался вниз по длинной-длинной лестнице. Когда мы остановились, он открыл одну дверь, потом вторую. В конце концов он передал меня какой-то девушке. У нее был ласковый голос, и от нее очень хорошо пахло. Фиалковой водой и свежевыглаженным бельем. Она не велела мне снимать с глаз повязку и просила не бояться. Она вымыла меня губкой, а потом даже баюкала, чтобы я мог заснуть.
– Как звали девушку, знаешь?
Буассо утвердительно кивнул.
– Она сказала, что ее зовут Луиза.
Карадек прикрыл глаза.
Луиза Готье, первая жертва. Четырнадцать лет, конец 2004 года, ее похитили в Бретани, она приехала на каникулы к бабушке с дедушкой.
В голосе Максима послышались рыдания.
– Подумать только, все эти годы я считал девушку его сообщницей! А недавно прочитал, кто такой Хайнц Киффер, и понял, что она была…
– Я знаю, кем она была. А с другими девушками ты общался, пока был там?
– Нет, только с Луизой. Мне в голову никогда не приходило, что там был кто-то еще.
Максим застыл, глядя в пустоту. Он молчал не меньше минуты.
– Сколько времени ушло у твоих родителей на то, чтобы собрать выкуп? – задал новый вопрос Карадек.
– Несколько часов, не больше. Кифферу хватило ума не требовать заоблачных денег. Пятьсот тысяч евро средними купюрами. Вы, конечно, знаете, моя семья баснословно богата. Отцу не трудно было собрать такую сумму.
– Где произошла передача выкупа?
– В лесу Ланвевиль-о-Буа, неподалеку от Люневиля.
– Откуда ты это знаешь?
Буассо объяснил:
– На следующий день, когда мы уезжали, Киффер меня связал, но повязку с глаз снял, и я сидел рядом с ним на пассажирском месте. По дороге он остановился у телефона-автомата на обочине, позвонил отцу и назначил место встречи.
– Как себя вел Киффер? Как выглядел?
– Ненормальным. Дергался, нервничал, вел себя как сумасшедший. И меня посадил на переднее место тоже не от большого ума. Хоть он и ехал какими-то проселками, меня и там могли запросто заприметить. Сам он надел лыжную маску и говорил сам с собой. Был перевозбужден до крайности. Похоже, что-то принял.
– Лекарства или наркотики?
– Не знаю, но что-то принял.
– А как ты мог запомнить номер его машины?
– Увидел в свете фар, когда пошел отцу навстречу.
– Значит, выкуп передавали в лесу? Две машины, одна напротив другой?
– Да, как в фильме «Сицилийский клан». Отец передал чемоданчик, набитый купюрами, Киффер проверил и отпустил меня. Конец комедии.
– Погоди, погоди, какой чемоданчик? Твой отец переложил деньги в желтую сумку, разве нет?
– Нет, он передал кейс, какими обычно пользуются бизнесмены.
– Музелье мне сказал, что ты говорил о желтой сумке.
Буассо занервничал.
– Ничего подобного! Я не мог такого сказать! Деньги были в жестком атташе-кейсе, фирмы «Самсонайт», у отца таких всегда навалом. Может, потом Киффер и переложил все в сумку, не знаю. Хотя меня бы это не удивило. Он всего боялся. Боялся, что ему приготовили западню, думал, что средством для западни может стать все что угодно.
Карадек опустил голову, размышляя, и тут обратил внимание на руки Буассо, лежащие на стойке: ногти были обкусаны до крови. Паренек тонкокожий и всегда начеку… Был бы ангелом, если бы не стресс и страх.
– А дальше что было? Что делали родители?
– Ничего. В самом прямом смысле. Слова мне не сказали, ни о чем не спросили. По их мнению, вся вина была на мне. Через два дня отправили в пансион. Сначала в Швейцарию, потом в Штаты. Мы никогда больше не вспоминали об этом случае, и кончилось тем, что я его тоже вытеснил из памяти.
Марк недоверчиво сдвинул брови.
– Ты хочешь сказать, что никогда не связывал свою историю с историей жертв Киффера?
– Никогда. Я жил в Чикаго. Все, что происходило здесь, меня абсолютно не касалось. О деле Киффера я вообще узнал полгода назад.
– Каким образом? Музелье сказал, что толчком послужили сеансы у психотерапевта.
