Моя сумка с вещами еще лежала в прихожей. Не глядя на тебя, я взял ее и покинул дом.
* * *
Отупение. Гусиная кожа. Жестяной вкус во рту. На лбу ледяные капли.
Я захлопнул дверцу машины и двинулся в ночь. Автоматически. Гнев и горечь перехватили горло. В голове сумбур. Жуть, увиденная на фотографии. Я ничего не понимаю. Знаю только одно: моей жизни конец.
Проехал несколько километров и заметил на вершине утеса строгий силуэт форта Карре. Мощная крепость. Последний дозорный перед выходом в море.
Нет. Я не мог так уехать. Я уже раскаивался, что просто взял и ушел. Я был в шоке. Я потерял самообладание, но я не мог уйти, не выслушав твоих объяснений. Я нажал на тормоз и развернулся прямо поперек шоссе, едва не сбив мотоциклиста, мчавшегося по встречной полосе.
Я должен был поддержать тебя, помочь избавиться от кошмара. Я должен был быть таким, каким себе представлялся: понимающим твою боль, способным разделить ее и помочь преодолеть. С предельной скоростью я мчался обратно: бульвар дю Кап, пляж Онд, порт Оливетт, башня Грайон, а затем узкий проселок, ведущий к частным домам.
– Анна! – позвал я, войдя в прихожую.
В гостиной никого. На полу осколки стекла. Этажерка с безделушками упала на журнальный столик и разбила стекло вдребезги. А поверх этажерки лежит связка ключей, которые я дал Анне несколько недель назад.
– Анна!
Большое окно за шторами стояло распахнутым. Я раздвинул бьющиеся на ветру шторы и вышел на террасу. И снова звал тебя, крича в пустоту. Набрал твой номер в мобильнике, но ответа не получил.
Обхватив голову руками, я стоял на коленях. Где же ты? Что произошло за те полчаса, пока меня не было? Какой сундук Пандоры я открыл, коснувшись твоего прошлого?
Я закрыл глаза, и побежали картинки нашей с тобой жизни. Полгода счастья, которое теперь ушло навсегда. Будущее, жена, наш ребенок – больше ничего нет, впереди пустота.
Как же я раскаивался…
Зачем говорить, что любишь, если не можешь защитить?..
День первый
Искусство прятаться
1
Бумажный человек
Если у меня в руках нет книги, если я не думаю о той, какую напишу, я готов завыть от тоски. Жизнь можно терпеть, только если от нее спрячешься.
Гюстав Флобер
1
Четверг, 1 сентября 2016 года
– Моя жена каждую ночь спит с вами; хорошо, что я не ревнив.
Шофер, страшно довольный шуткой, подмигнул мне в зеркальце. Затем притормозил и включил поворотник, собираясь свернуть на шоссе, ведущее из аэропорта Орли.
– Она у меня азартная. Я, впрочем, тоже прочитал несколько ваших книжек, – снова заговорил он, поглаживая усы. – Спору нет, захватывает, но для меня тяжеловато. Убийства, насилия… Скажу со всем моим к вам уважением, что у вас нездоровый взгляд на вещи. Будь вокруг нас столько ужасов, как у вас в романах, нам бы несдобровать.
Я не отрываясь смотрел на экран телефона и делал вид, что ничего не слышу. Только дискуссий о литературе и совершенстве мира мне не хватало в это утро.
Восемь десять. Первым самолетом я срочно вернулся в Париж. Звонил Анне – и попадал на автоответчик. Оставил ей десяток сообщений, извиняясь, прося прощения, умоляя перезвонить, потому что я в тревоге.
Я не знал, что делать. Мы еще никогда не ссорились.
Этой ночью я не сомкнул глаз. Какой сон? Я искал Анну. Начал с поста охраны территории. Охранник сказал мне, что за время моего отсутствия приезжало много машин, в том числе и автомобиль из VTC
[2].
– Шофер сказал, что его вызвала мадам Анна Бекер, постоялица виллы «Волны». Я связался с мадам по интерфону, и она подтвердила вызов.
– Почему вы уверены, что это был автомобиль из VTC? – спросил я.
– На ветровом стекле у него, как и положено, был логотип компании.
– А вы не могли бы сказать мне, куда он ее повез?
– Откуда же мне знать?
Шофер отвез Анну в аэропорт. Во всяком случае, так я понял, когда несколько часов спустя зашел на сайт «Эр Франс». Поинтересовался, что там с нашими билетами – билеты покупал я, – и узнал, что пассажирка Анна Бекер поменяла свой обратный билет на последний в этот день авиарейс Ницца – Париж. Самолет должен был улететь в 21.20, а отбыл только в 23.45. Причин было две: опоздания, каких всегда в конце каникул бывает множество, и поломка компьютера, из-за которой все самолеты компании задержались на час.
Ситуация немного прояснилась. Анна в гневе сама расколотила столик и поспешила улететь в Париж. По крайней мере, она была цела и невредима.
Такси свернуло с широкой автострады с туннелями и указателями, и мы въехали в город. У Порт-д’Орлеан и без того плотный поток машин практически встал. Мы едва ползли в черных маслянистых выхлопных газах от грузовиков и автобусов, упираясь бампером в чужой бампер. Я поднял стекло: окись азота – опасный канцероген. Вокруг гудели машины и ругались водители. ПАРИЖ…
Я решил начать с квартиры Анны и попросил шофера отвезти меня сначала в Монруж. Последний месяц мы с Анной жили вместе, но она сохранила за собой квартиру – две комнаты в современном доме на улице Аристид-Бриан. Анна любила свой дом, там еще оставались ее вещи. Я надеялся, что, рассердившись и обидевшись, она отправилась к себе.
Мы сделали длинный крюк, добрались до разворота Ваш-Нуар и поехали дальше.
– Прибыли, господин писатель, – объявил шофер, остановившись перед новым, но совсем некрасивым домом.
У шофера, плотного, приземистого, с лысым черепом дядечки с настороженным взглядом и тонкими губами голос был как у Рауля Вольфони из «Дядюшек-гангстеров»
[3].
– Не могли бы вы подождать меня?
– Счетчик крутится. Без проблем.
Я вышел из машины и, заметив выходящего из подъезда мальчика с ранцем, поспешил туда, чтобы войти, пока не закрылась дверь. Лифт, как обычно, не работал. Я поднялся на двенадцатый этаж на одном дыхании, но прежде чем постучать, постоял, наклонившись и положив руки на колени, чтобы отдышаться. А когда постучал, мне никто не ответил. Я прислушался – тишина.
Анна оставила ключи от моей квартиры. И если не ночевала дома, то где?
Я стал звонить подряд во все квартиры на площадке. Открыл один сосед, но ничем мне не помог. Ничего не видел, ничего не слышал – обычное правило многоэтажек.
В полном расстройстве я спустился вниз и дал Раулю Вольфони свой адрес на Монпарнасе.
