Да уж, сейчас делают такие мощные сотовые телефоны, что разговаривающего могут без усилий слышать все находящиеся рядом. Раньше Раечку это всегда злило, а сейчас она притихла и боялась пропустить хоть слово.
– Ну что ты такое говоришь?! – кричала в трубку Сэя. – Я не могла ошибиться! Это Иннокентий!
– А одежда тоже его? Обувь? – настойчиво спрашивал Урванцев.
– Какая одежда? Какая к черту обувь?! Он там раздетый лежит!
– Но тебе же показали его одежду.
– Показали... все его... Да чего там всего-то, он был в одних плавках, как мне сказали... но эти плавки я сама ему покупала... То ли от Гуччи, то ли от Кардена... да какая теперь разница, – опустошенно проговорила женщина. – А лицо... лица мне не показали, сказали, что нельзя... Видимо, изуродовано...
– Но погоди... по одним только плавкам узнать трудно. Мало ли кто ходит в Гуччи и Кардене! – успокаивал как мог Урванцев.
– А ты думаешь, у нас каждый покупает себе такое дорогое белье, да?! – сорвалась на крик Сэя. – И потом... потом... у него на руке шрам, как звездочка! Это он о стекло порезался, лет четырнадцать ему было, и... и палец на ноге немного кривой, и... Да мой это сын! Как ты не можешь понять?!!
Повисло молчание, а потом Урванцев спросил:
– Тебе не сказали, где его нашли?
– Сказали... там мужик какой-то был из этих... ну, из милиции. Он сказал, что его обнаружили на городской свалке, сегодня утром... Ну скажи, почему на свалке?!!
– Успокойся, ему уже все равно, где его обнаружили. А Викентий знает?
– Нет... он дома, у него что-то со здоровьем.
– Ну, он сегодня весь день был какой-то серый и даже с работы ушел раньше, чего с ним еще никогда не случалось.
– Ну вот ты посмотри! Он прямо как чувствовал! А я! Я, мать, и хоть бы где что шевельнулось! Я дрянь, Сема. Какая же я дрянь, Семка!
– Сэя!
– И ты тоже. И ты тоже дрянь!
– Мы – не дряни! – твердо заявил Семен Урванцев. – Потому что мы не виноваты, что любим друг друга, потому что мы никогда не хотели смерти твоему сыну, а... ну просто это судьба.
Сэя шмыгнула носом, вытерла глаза платочком и обреченно проговорила:
– Ты не любишь меня, и никогда не любил. Ты любишь только свою карьеру.
– Сэя! Прекрати! Я все понимаю! Сейчас тебе горько и больно. В таких ситуациях люди часто вешают на себя вину, даже если ни капли не виноваты! Ты ни в чем не виновата! И еще – тебе надо быть сильной, тебе надо сообщить об этом Викентию. Позвони ему и скажи...
– Я не буду ему звонить, я ему так скажу – с глазу на глаз, – уже более спокойно проговорила Сэя. – А что, ты правда думаешь, что я ни в чем не виновата?
– Абсолютно! Я даже не могу представить, кому в голову может прийти такая идиотская мысль!
– Я люблю тебя, – проговорила заученную фразу Сэя и отключила телефон.
Раечка сидела в салоне тише мыши и только внимательно смотрела на дорогу.
– Здесь остановите... – попросила Сэя, указывая на большой магазин.
Это был вовсе не ее дом.
– А... может, мне самой сходить? – осторожно предложила свою помощь Раечка. – У вас такой вид... что вам купить, я быстро.
– Водки, – ответила женщина. – И сигарет без фильтра. Хочется надраться, как...
– Я сейчас...
Раечка выскочила из машины и очень скоро вернулась обратно – уже с маленькой бутылочкой водки и сигаретами «Шипка». У нее и еще что-то болталось в пакете, но Сэя на это даже внимания не обратила.
– А давайте мы с вами немного в лесок отъедем, здесь недалеко, вы выйдете, выпьете, я с вами посижу... а потом обратно...
Марсель Викторовна впервые посмотрела на Раечку с вниманием.
– Поехали... но тебе же надо работать, ты таксисткой трудишься?
– Да что вы! – замахала руками Раечка и тут же придумала: – Я в институте учусь, и у нас каникулы.
– Тогда поехали... – согласилась женщина и больше до самого леса не проронила ни слова.
Раечка остановилась вовсе не в лесу, – небольшая рощица на окраине города, куда в будний день редко забредает люд, подходила как нельзя лучше.
Сэя вышла из салона, подняла голову к небу, и глаза ее снова наполнились слезами.
Она уселась прямо на желтеющую траву и спросила:
– Где у нас водка-то? Я ее в машине оставила?
– Сейчас принесу, – поторопилась Раечка.
Она притащила водку, сигареты, пакет и какую-то толстую тряпку.
– Вот, садитесь, чего ж на холодной земле... Простудитесь...
– А мне хочется на холодной, простудиться... и вообще, кому к черту надо это здоровье? Вон муж мой – весь больной, а ведь жив! А мой мальчик... он был здоров, красив, умен... От него все женщины просто с ума сходили, а его нет! Нет!
– Давайте я вам водку в стаканчик налью, у меня пластиковые есть, одноразовые, – быстренько переключила ее Раечка.
Но Сэя никакого стаканчика ждать не стала – ломая длинные, ухоженные ногти, она сорвала пробку с бутылки и прямо из горлышка стала пить, не отрываясь.
– Вы чего? Ну хв-ватит уже! – выдернула у нее из рук бутылку Раечка, заметив, что половину женщина уже опустошила. – Вы что, хотите умереть от отравления?
– Да... я хочу умереть, – тихо проговорила Сэя.
– Ну не от отравления же! Надо же думать! Это ж вас сначала мутить будет, как не знаю кого, потом трясти, как щенка на помойке, а потом еще и выворачивать в самых неподходящих местах!
Женщина мотнула головой и безропотно взяла из рук Раечки сырок «Дружба», который та предусмотрительно купила на закуску.
– Ты знаешь... а я ведь не любила сына... – неожиданно призналась Сэя. – Он мне все время мешал. Правда. Говорил всегда не то, делал не то, и вообще... А теперь... нет, знаешь... тебя как зовут?
– Раиса...
– Нет, знаешь, Раиса, я все же наложу на себя руки, – пообещала Сэя. – Я только теперь... там, в морге, когда увидела его руку со шрамом, этот кривой палец на ноге... Ну сволочь же я!!! Ну... дрянь! Как же дальше-то мне жить? Я вдруг вспомнила его... маленьким его вспомнила... он с Викентием сидел, а я пришла из... хрен знает, откуда я пришла, а он... он так ко мне кинулся, за шею ухватился... Дрянь я! И этот тоже... Сенька, зараза... Ну вот теперь точно – понесется к своей Варьке! Теперь-то ему никто не мешает! А может, и сейчас уже понесся, с-с-сволочь! Ну почему это случилось не с ней, не с Варькой, а с моим сыном, а?
– Иногда дети расплачиваются за грехи своих отцов... – не смогла удержаться Раечка.
– Да каких там отцов! У Иннокентия отец вообще безгрешный! Он же... он же, как слепой Гомер – ни хрена не видит! Я у него под носом шашни с Сенькой кручу, а он только морщится! И еще... знаешь, что он мне однажды сказал? Он мне сказал типа: «Я, конечно, не могу тебе дать той молодости и здорового интимного задора, но... пусть о вашем романе никто не знает». О романе! Никто! Да все окружающие уже давно обо всех моих романах наслышаны! Не может он мне дать задора... Тогда хоть бы ремня дал, что ли!.. Слышь, ты сказала про отцов... это ты меня, да?
