Металл погремел, похрустел и успокоился. Стало очень тихо. Ни гула, ни вибрации. Двигатели отключились. Корабль-астероид дрейфовал в поле тяготения Улисса, как и положено дрейфовать астероиду.
– Крейсер? – с горечью спросил прозревший Томми.
– Он.
Корабельный мозг выводил данные о повреждениях, и с первого взгляда на них стало ясно: дело дрянь. Подобно атакованному им линкору, «Магог» лишился хода, и сделал это не кто иной, как крейсер. Через минуту он появился и сам на краю бокового экрана – медленно кувыркающийся семикилометровый красавец, также начисто лишенный кормы. Теперь все стало на свои места: командир крейсера рискнул повторить маневр Эрвина, крейсер нагонял, он шел с большей скоростью и должен был погасить ее близ поверхности Улисса, чтобы зайти «Магогу» точно в корму. Мощности тормозных движков ему не хватило, он тормозился маршевыми, развернувшись кормой вперед. Тут-то и налетел на мину. Обездвиженный, кувыркающийся, но, к счастью для него, не врезавшийся в свежие лавовые поля Улисса, он все же послал вслед «Магогу» несколько гостинцев, и один из них прорвал защиту. Контуженый мозг корабля, занятый самовосстановлением, не предупредил об атаке, хотя, пожалуй, это уже не помогло бы. Канониры и без него делали свою работу, и если уж пропустили одну торпеду, то винить в этом кого-то было бессмысленно. Это просто судьба – то, что еще никому на свете не удавалось рассчитать.
Итог: три беспомощно дрейфующих корабля-гиганта, обращающиеся с близкими скоростями вокруг Улисса.
Патовая ситуация. Но пат – ничья и конец игры только в шахматах.
Глава 15
Задача четырех тел
Никакой новой информации на мониторе: корабельный мозг опять завис. Чего и ждать от компьютерной системы, мало того что устаревшей, так еще и предназначенной изначально совсем для других задач, а на корабль поставленной лишь потому, что лучше поставить и приспособить то, что удалось добыть, чем не ставить ничего! Но связь работала, и в этот самый момент пришло сообщение, даже не кодированное, от остатков Москитного флота. Остатки эти еще пытались насколько возможно сдерживать продвижение объединенных сил первой и второй эскадр противника, но толку от их героических усилий было чуть. Еще сутки, максимум двое – и враг вплотную приблизится к спутникам Циклопа.
Как будто он уже не здесь!
Медленно кувыркающийся крейсер понемногу догонял «Магог», а «Магог», в свою очередь, догонял линкор. Столкновение было исключено – даже ближний космос все еще достаточно велик, – но примерно через десять минут корабли должны были сблизиться на минимальное расстояние. Искалеченные, они продолжали вести бой просто потому, что ничего другого им не оставалось. Уничтожь – или сам будешь уничтожен.
В пространстве вокруг кораблей бушевала свистопляска. Уцелевшие катера, расстреляв боезапас, возвращались в шахты, и мокрые от пота пилоты дико орали на обслугу: шевелись живее, хреновы паралитики! Пополнившись и заправившись, катера выскакивали из темных пещер «Магога», немедленно включаясь в круговерть боя. Шли устные доклады с постов. Главные дюзы были разрушены, поврежденные маршевые двигатели аварийно отключились, автоматика отсекла нижние разгерметизированные горизонты. Вряд ли там осталась хоть одна живая душа. Вооружение большей частью уцелело, как и носовая двигательная установка, и пока что справлялась защита, управляемая вручную.
Долго так продолжаться не могло: если ноги кулачных бойцов завязли в грязи, побеждает тот, чьи кулаки тяжелее. В открытом бою один на один с «Несравненным» «Магог» имел немного шансов – против линкора и тяжелого крейсера он не имел их вообще.
Томми дернулся было, вспомнив о носовом двигателе, но сник. Три гигантских корабля медленно удалялись от Улисса по эллипсу, и уже сказывалось их взаимное тяготение, но колоссальная картофелина «Магога» по-прежнему была повернута носовой дюзой к линкору. Торможение носовым означало падение на Улисс. Что живого останется внутри железной горы, когда она подобно картофелине прокатится по лавовым полям Улисса со скоростью под два километра в секунду? Ясно, что ничего. Двигатели ориентации остались целы, но сколько времени они будут разворачивать этакую гору носом к спутнику?
Опять-таки ясно, что недопустимо много.
Тупик. Нет альтернативы геройской смерти.
– Принимай командование, – бесцветным голосом сказал вдруг Эрвин, и Томми дико вытаращился на него. Командир осунулся, лицо его посерело, тусклые глаза уставились в одну точку. Минуту назад холодный, непроницаемый, но бодрый, теперь он выглядел больным, с головой погрузившимся в себя и свою болезнь.
Нашел время…
Или кончился? Спекся?
Пусть так, но корабль был еще жив, и старший офицер находился на посту. Подавив в зародыше вспышку ярости, Томми в эту минуту проявил себя как зрелый боец, перестав думать об Эрвине Канне. Во все времена исход боя решался тактическим перевесом сил и выучкой экипажей, но и командование порой кое-что значило.
– Врача в боевую рубку, – буркнул Томми, соединившись с госпиталем, и полностью сосредоточился на картине боя. Корабельный мозг ни с того ни с сего вывел на экран полную картину повреждений, но сейчас было не до них. Главное, корабельный мозг был жив, он восстановился, и это было хорошо. Не у всех ведь компьютерные мощности под личной черепной коробкой…
Томми было страшно. Не за себя – он перестал думать о собственном спасении, – а за исход дела. Победить невозможно – значит, остается погибнуть, утащив с собой на тот свет как можно больше врагов. С такой задачей, пожалуй, справится и неопытный стратег.
Плазменный шнур ударил по разворачивающемуся линкору и расплескался о защитное поле. Ах так? Повторим! Нравится?..
Томми сражался. Когда Эрвин шевельнулся, закрыл глаза и мучительно застонал, он не отреагировал. Страх ушел, вытесненный холодной яростью. Командир не доделал свою работу, но сделал достаточно много, честь ему и хвала, а что надорвался, так тут никто не виноват, пусть посидит рядом, раз не мешает, чуть позже им займутся медики… Эрвин и вправду отключился. Томми не дано было знать, что именно сейчас Эрвин Канн по прозвищу Вычислитель впервые в жизни столкнулся с задачей, требующей всех ресурсов его мозга без остатка и, возможно, превышающей эти ресурсы. Впервые в жизни Эрвина Канна расчет был для него не радостью, а мукой, куда худшей, чем скитания по Саргассову болоту. Там – лишь голод и всегдашняя усталость, чисто физическая и потому терпимая, зато ясная голова; здесь – неподъемная тяжесть задачи, совершенно точно имеющей решение, но, возможно непосильной. К ее решению не подключишь корабельный мозг – вон он как реагирует на каждый ядерный взрыв…
Как приятно было развлекаться решением в уме задачи трех тел! Но теперь не три тела, а четыре. Задача четырех гравитирующих тел и опять-таки подбор исключительно редких начальных условий. Первое и самое массивное тело – Улисс. Второе – «Магог». Третье – «Несравненный», четвертое – крейсер. Массы Улисса и «Магога» известны с достаточной точностью, масса линкора и масса крейсера – лишь приблизительно. Пренебрежение массами трех кораблей по сравнению с массой Улисса сводит задачу к ограниченной задаче четырех тел, однако есть еще притяжение Циклопа, которое тоже придется учесть, есть тяготение его спутников и еще тьма-тьмущая мелких гравитационных возмущений, которыми придется пренебречь, ибо задача и без того сродни кошмару.
