Председатель
{190}. – Ваше имя и отчество, генерал?
Дубенский. – Дмитрий Николаевич Дубенский.
Председатель. – Какое официальное положение вы изволили занимать в последнее время старого порядка?
Дубенский. – Я и теперь состою членом совета главного управления государственного коннозаводства. Я был в октябре приглашен в министерство двора состоять в распоряжении министра императорского двора, для ведения записи событий на войне.
Председатель. – Когда состоялось такое ваше приглашение?
Дубенский. – Насколько я помню, 20 или 22 октября 1914 года.
Председатель. – Так что оно было вызвано возникновением войны, и вы должны были быть историографом войны?
Дубенский. – Да, я был на войне. Я, как знающий конское дело, был помощником у князя Щербатова
{191}, который был управляющим государственным коннозаводством и ведал пополнением армии лошадьми северо-западного фронта.
Председатель. – Это до вашего назначения историографом?
Дубенский. – Да. Историографом я был назначен с момента войны, 20 или 22 октября. Будучи в трехдневном отпуску в деревне, я, совершенно неожиданно для себя, получил приглашение явиться в канцелярию министра двора, к генералу Мосолову. Телеграмма была такая «Назначены для высочайшего сопровождения. Прибыть в 9 часов утра. Перед отбытием заезжайте ко мне».
Председатель. – Телеграмма была подписана Воейковым?
Дубенский. – Нет, Мосоловым. Я приехал к нему. Он говорит: «Вы назначаетесь сопровождать высочайшие поезда во время следования государя по пути». И в тот же день я выехал. Поехали мы тогда в Барановичи. С этих пор я все время бывал, когда государь был в путешествии, когда же он возвращался сюда, то я никакого отношения совершенно не имел.
Председатель. – Как же сочетаются эти три ваши должности: с одной стороны, вы были в центре коннозаводства, затем вы должны были сопровождать высочайшие поезда, и, наконец, быть историографом войны?
Дубенский. – Я очевидно плохо объяснил. Когда началась война, я был в распоряжении князя Щербатова, мы с ним ездили по фронту и пополняли армию лошадьми. Затем, совершенно не знаю почему, я был призван писать дневник событий войны. Может быть потому меня пригласили, что я был редактором-издателем «Летописи войны». Одним словом, я за два с половиной года не мог доискаться, кто меня рекомендовал и почему я попал. Положение мое до назначения в распоряжение министра двора было очень хорошее, самостоятельное. Я был очень доволен, так как дело конское я очень хорошо знаю.
Председатель. – Но вы знаете также и историческое дело, не только дело конское?
Дубенский – Да, у меня есть труды – «История России», которая написана в картинах и переведена на другие языки, потом «История русского солдата», затем я писал разные исторические исследования. Так что для вас это ясно?
Председатель. – Одна часть для меня ясна, но не ясна другая часть. Повидимому, вы должны были сопровождать высочайшие поезда по должности историографа, чтобы ближе быть к центральной фигуре верховного главнокомандующего?
Дубенский. – Я был отчислен от той должности, и вместо меня там был назначен генерал Петрово-Соловово.
Председатель. – Почему же ваше приближение к верховному главнокомандующему, вызванное возложением на вас обязанности историографа, касалось только высочайших поездок, и в какой связи это находилось с обязанностью сопровождать высочайшие поезда?
Дубенский. – Верховным главнокомандующим был Николай Николаевич, тогда государь только изредка ездил; решено было эти посещения описывать и издавать на казенный счет, под большой цензурой. Вы изволили видеть эти книги?
Председатель. – Видел.
Дубенский. – Это была дневная запись, которая просматривалась, каждый раз в особой комиссии, состоявшей под председательством Мосолова, из Штакельберга, Суслова
{192}, Феденко
{193}, Дрентельна. Что можно, они пропускали, а что нельзя, вычеркивали.
