В это же время Верховным Главнокомандующим всеми Российскими силами был назначен Государем великий князь Николай Николаевич – наместник Кавказа и главнокомандующий Кавказской армией, о чем была послана телеграмма в Тифлис Его Величеством.
Затем Государь ушел к себе в отделение, а все оставшиеся стали ждать изготовления копии манифеста.
Вот собственно с формальной стороны и все, что произошло на свидании депутатов Думы Гучкова и Шульгина с Его Величеством 2-го марта в Пскове
[7].
Что сказать о настроении всех тех, которые были свидетелями этого глубоко-трагического события.
Среди близких Государю, среди Его свиты в огромном большинстве все почти не владели собою. Я видел, как плакал граф Фредерикс, вернувшись от Государя, видел слезы у князя Долгорукова, Федорова, Штакельберга, Мордвинова, да и все были мрачны.
Государь после 12 час. ночи ушел к себе в купе и оставался один. Генерал Рузский, Гучков, Шульгин и все остальные скоро покинули Царский поезд, и мы не видели их больше.
После часа ночи депутатский поезд, т. е. собственно один вагон с паровозом, отбыл в Петроград. Небольшая кучка народа смотрела на этот отъезд. Дело было сделано – Императора Николая II уже не было. Он передал престол Михаилу Александровичу.
Может быть, кто-либо искренно верил в благодетельные последствия этого переворота, но я, да и многие, очень многие ожидали только гибели для нашей родины и видели впереди много горестных дней.
Псков – Витебск – Орша – Могилев
Пятница, 3-го марта
{129}.
Поздно ночью, в пятницу 3-го марта, Государь отбыл из Пскова в Могилев
{130}. Путь Его Величества лежал через Остров, Двинск, Витебск, Оршу в Могилев, в Ставку.
От ярко освещенной, но пустынной платформы пассажирского вокзала Пскова отошли собственный Его Величества и свитский поезда. Только небольшая группа железнодорожных служащих да несколько лиц в военной форме смотрели на отходящие поезда.
Переезд от Пскова до Могилева совершился спокойно, без малейших осложнений. На станциях почти не было публики, только в Витебске, который миновали днем, скопление пассажиров значительно, но никаких волнений, симпатий или антипатий к Царскому проезду мы не заметили. Точно это был один из очередных поездов, точно никто не знал, кто находится в этих больших, чудных синих вагонах с орлами.
А между тем по всем линиям, как я уже отметил ранее, разослана была телеграмма члена Думы Бубликова об образовании «временного правительства».
На одной какой-то станции уже к вечеру наш «свитский» поезд остановился, я вышел из вагона и направился к вокзалу. Стояла тихая, чуть-чуть морозная погода. Платформа пуста, и на ней находились только жандармы, тщательно отдававшие честь. В самом вокзале, в зале первого класса, совершенно пустом, ко мне подошел какой-то человек, лет за 40, по виду, одежде и разговору торговый человек или состоятельный крестьянин. Он поклонился, затем очень тихо спросил меня:
«Простите, позвольте узнать, неужели это Государя провезли».
Я ответил, что да, это проследовал Его Величество в Могилев в Ставку.
«Да ведь у нас здесь читали, что Его отрешила Дума и теперь сама хочет управлять».
Я дал ему разъяснение, но он остался неудовлетворенным и с грустью сказал:
«Как же это так. Не спросясь народа, сразу Царя Русского Помазанника Божия и отменить и заменить новым». И человек отошел от меня.
Я задумался над этими простыми, но ясными словами. Точно этот русский случайный человек передал мне в первый же день, когда у нас уже не было Государя Императора Николая II, голос толпы, голос русского народа, который сотни лет так свято чтил имя Православного Царя. Я передал то, что услыхал, своим спутникам, и помню, все задумались и разделили убеждение случайного мною встреченного обывателя.
Днем 3-го марта с пути Его Величество послал телеграмму
{131} Михаилу Александровичу уже как новому Царю, в которой просил его простить, что принужден передать ему тяжелую ношу правления Россией, и желал брату своему успеха в этом трудном деле. Телеграмма простая, сердечная, и она так отражала Государя и всю его духовную жизнь. Нет ни малейшей рисовки, ни малейшей позы, а высказан только душевный порыв человека.
Эта телеграмма, может быть, объясняет в значительной степени то сравнительно спокойное отношение к событиям, которое замечалось у Государя последние два дня. Его Величество надеялся, что брат Его, который принимает царство, при том сочувствии со стороны деятелей переворота успокоит страну, а назначенный Государем Верховным Главнокомандующим великий князь Николай Николаевич сбережет армию от революционного развала и война будет закончена победоносно. Государь, однако, понимал, что Михаил Александрович не опытен в государственных делах, но Его Величество знал, что брат предан России и любит родину и отдаст себя на служение ей.
В настроении Его Величества заметна перемена. Он по-прежнему хотя ровен, спокоен, но задумчив и сосредоточен. Видимо, Он уходит в себя, молчит. Иногда с особой грустью смотрели его глаза, и в них, в этих особенных чистых, правдивых и красивых глазах, особенно грустный вопрос: как все это совершилось и сможет ли брат справиться с государством и имел ли Он, законный Царь, право передать ему Россию?
