Ту-ту-ту.
За гудками опять тот же голос. «Люди любят трепаться. Особенно если тяпнут. Я тоже выпила у Лолитки, соображаю туго. Что там Шурочка плела? Не может быть. Алла – да, тут не поспоришь. Но Шурочка?…»
Ту-ту-ту.
Пищит из своей щелки. Впрочем, чем-то доволен и в себе уверен.
– Э, ну зазевались, недоглядели. Сами видите. Себя не чувствует. Не приживется никак…
Какая вдруг тишина. И только высокий воздушный шелест в ответ.
Шторы равнодушно вздохнули, потянулись к Ирине, припали, облегая руку. Ирина отмахнулась от живого дышащего тюля. Посмотрела. «На балконе никого нет. Только стоят детские зеленые санки. Соседи попросили поставить. У них балкона нет.
Еще эта грибная идиотка подбавила. Неужели Паша так струсил, что решил на ней жениться? Боится, что его вызовут, начнут расспрашивать про Аллу. Узнают японцы, все сорвется. Хотя нет. Быть не может. Это она мне назло наврала. Пашка о другом думает.
Не буду звонить. В глаза спрошу».
Ирина почти бегом выбежала на улицу. Сразу остановила машину. Вот и Пашин подъезд. Она не стала ждать лифта. «Пусть пятый этаж. Все живут на пятом этаже. А Николай Андреевич?
Почему-то не могу представить себе его дом, квартиру. Вот он снял свои страшные начищенные ботинки. Сунул ноги в мягкие тапочки. Сел с женой пить чай на кухне. Да есть ли у него жена? Нет у него ни жены, ни кухни, ни чайника… Все врет».
На третьем этаже чуть не налетела на Шурочку. Она стояла, устойчиво расставив круглые крепкие ноги, прислонившись спиной к батарее. Глаза горят дурным кошачьим огнем.
– Что ты к нему шляешься? – прошипела она, растянув сухие белые губы. – Совсем стыд потеряла. Он Аллу Семеновну любил. А ее теперь нет. Надоела ты ему. Я бы тебя…
«Убила бы, да? Она бы меня убила. Это многие делают. У нее неутоленная ревность. А у меня? Каждый может…»
Шурочка, не сводя тяжелого, жгучего взгляда, отступила в густую тень. В руках блеснула тонкая струна. Ирина бегом бросилась обратно вниз по лестнице.
Уже на улице оглянулась на балкон Павла. Торопливо набрала телефон Николая Андреевича:
– Мне срочно нужно с вами встретиться.
Радостный голос:
– Ириночка! Завтра, завтра. Прямо с утра. Непременно.
Ирина не помнила, как дошла до дому. Как темно в подъезде после улицы. С трудом открыла дверь. Свалилась на кровать, закрыла глаза, и вдруг все вокруг закружилось в визгливом хороводе.
«Таиланд… Как это было давно. Они с Павликом в Бангкоке ходили ни крокодиловую ферму. Они там лежат, как бревна в грязи, парятся.
А что у них на уме? Только одно – сожрать кого-нибудь.
После Бангкока улетели на южные острова, в Пукет. Ласковые волны теплых вод Индийского океана, белый песок, пальмы, накрахмаленные простыни и секс всю ночь и все утро.
А днем она уходила к бассейну одна, оставив в номере обессиленного, распластанного Павла спать до вечера.
Она лежала на шезлонге под блуждающим в пальмовых ветвях солнечным светом. Она с удовольствием представляла себя со стороны: разморенное океанским воздухом молодое упругое тело, томные теплые глаза, глядящие в себя, влажные губы. Она гладила свое тело, протирая его теплым кремом от загара. От корней волос по всему телу разливалась теплая истома. Когда она клала ногу на ногу, ее пронзала сладкая внутренняя судорога.
По вечерам они прогуливались по млеющей от жары набережной Пукета. Навстречу им шли толпой пьяные русские парни с багровыми лицами, аккуратненькие старички-немцы, едва скрывающие блуд в холодных глазах; стайки измученных мальчиков-проституток с серыми, пепельными лицами; томные, раскрашенные травести; плоские девушки-таиландки.
В конце концов Павел захандрил – обессилел от безостановочного секса с Ириной. Заметив это, она предложила ему пойти посмотреть бой таиландских боксеров.
Прямо с улицы они беспрепятственно зашли под белый тент, укрепленный на голубых столбах. Никто не спросил платы. Что-то похожее на загон для скота или на бойню. Все залито теплым желтым светом. Стены украшены пестрыми лентами, гирляндами, китайскими фонариками. В центре зала ярко освещенные ринги. На каждом идет бой. Зрителей совсем мало. Ирина устроилась прямо под канатами одного из рингов. И вдруг от удара противника ногой в челюсть нокаутированный боксер рухнул прямо перед ней глухо, вязко, безнадежно, ударившись об пол головой. Слюна, пот и кровь забрызгали ее грудь. Все лицо узкоглазого боксера разбито в лепешку. Ирина, едва сдерживая дрожь, во все глаза смотрела на распластанное неподвижное тело, помертвевшее, обесформленное серое лицо, остекленевшие пустые раскосые глаза. К ней подскочил победитель и требовательно замахал перед ней деньгами. Мани! Деньги! Вместо входного билета – деньги победителю. Она в оцепенении обернулась, ища глазами Павла, и вот тогда она впервые увидела ее, Аллу. Она стояла у барной стойки, высокая с прямой, как струна, спиной, держа в тонкой руке бокал мартини.
Павел стоял напротив нее, опершись локтем о стойку и кокетливо – нет, покорно и заискивающе – заглядывал ей в лицо и что-то болтал. А та с усмешкой смотрела прямо ему в глаза, одним этим отвечая на все вопросы. Ирине показалось, что он даже стал меньше ростом, да и сама Ирина тоже. Наконец он отвел глаза от Аллы, и взгляд его упал на Ирину.
Он вывел Ирину на улицу. Над океаном повисли огромные звезды. «Что движет солнцем и светилами? Душа моя не со мной, а с тобой. А если она не со мной, то ее нигде нет. На что же я тогда могу надеяться.
Алла… ее груди, бедра, глаза… искривленные в усмешке чувственные губы… и иссиня-черные волосы, усыпанные звездами тропического ночного неба. Афина Паллада, милующая обреченных».
Ирина открыла глаза. Оглядела свою квартиру. «Тишина. Нет, не стану я тут сидеть и ждать, кто позвонит, кто придет. Тоска. Тощища. Сумерки».
– Вот я смотрю, в почтовом ящике у вас пусто. Не пишут, – смазанный жиром ненасытный голос. – Щелочка в почтовом ящике. Знаете, боюсь сунуть палец, все кажется, вдруг кто схватит.
«Схватят его, как же. Он сам кого хочешь схватит. Как он вошел? Забыла дверь закрыть?»
– Заходите, Николай Андреевич!
– Вот такая вы мне нравитесь, Ириночка. А то просто знаете, как котенок испуганный. А сейчас, извините, приятно посмотреть. Простите великодушно, но позвольте спросить, как вас Павел зовет? Не котенок ли? – и, не дав ей ответить, добавил: – Говорят, что кошки созданы для того, чтобы человек мог погладить тигрицу.
«Это он случайно сказал “котенок”. А может, подслушал, подглядел. Он все может. И сквозь стену видит. Пальцем дырочку просверлит. Теперь все равно».
– Я видела у нее в руках струну!
– Струну? Какую струну?
– Не знаю… Гитарную.
– Гитарную струну? У кого?
