Глава первая
Она, они и собака
Анна Петровна Субботина слыла человеком строгим и резким, уважающим прежде всего дисциплину и принципы. Еще Анна Петровна слыла человеком с очень сложным и непредсказуемым характером. Коллеги старались обходить ее стороной. Им казалось, что так они добьются сразу двух целей: избавят себя от неприятностей в виде колких замечаний и насолят той, которая так любит их задевать. Правда, никто из коллег не догадывался, что некоторая изоляция очень устраивает Анну Петровну. Она никогда не стремилась к тесному общению и уж тем более к дружбе. Для откровенных разговоров у нее была одна-единственная подруга Ира Покровская, с которой Анна встречалась раз в месяц, а по телефону разговаривала не чаще одного раза в неделю. С остальными, кто был рядом, она поддерживала поверхностные вежливые отношения. В сложившейся так ситуации была определенная несправедливость: Анна Петровна при всей внешней жесткости была человеком добрым, снисходительным и очень милосердным. А характер ее последней работы на все это отложил свой отпечаток: вышеуказанные свойства усилились и дополнились великодушием и нежностью. Так случается, когда деятельность человека сводит его с природой. Той самой стихией, которая делает душу податливой и восприимчивой к красоте всякого рода. Впрочем, это было внутри, глубоко в душе. Внешне у Анны проскальзывала жесткость нрава, как ни старалась она контролировать поведение.
– Ма, ты мне напоминаешь хирургическую медсестру. Им на работе жалеть людей запрещено. Они жесткие, но милосердные, – как-то сказала ей дочь.
Анна обиделась и высказалась так:
– Ты молода, чтобы такие вещи мне говорить. А самое главное, молода, чтобы такие выводы делать.
После этой фразы последовал трехдневный бойкот. Мать и дочь даже не перезванивались. Третейским судьей выступил зять.
– Наташа, – сказал он жене, – ты должна первая маме позвонить. Ты ее обидела.
– А что я такого сказала?! – искренне удивилась Наташа. – Я, наоборот, похвалила ее!
– Не выдумывай! Ты обвинила ее в жестокосердии. Любому это неприятно слышать, а уж маме и подавно!
Одновременно с уговорами Натальи зять предпринял шаги по смягчению тещи:
– Анна Петровна! Наташа так переживает, что неудачно высказалась! Вы поговорите с ней, она ведь ничего не хотела сказать плохого!
– А вы что, в курсе наших с ней разговоров?! Вы с ней обсуждаете, что между мной и моей дочерью происходит?! – получил в ответ заботливый зять.
– Нет, не обсуждаем… – растерялся тот, – просто нехорошо, когда в семье ссоры.
Вряд ли на Анну Петровну подействовал звонок зятя, скорее всего, взяли верх любовь и снисходительность, да и обида к этому времени улеглась. Анна знала, что дочь у нее выросла хорошая. Так что она позвонила первой, несказанно обрадовав дочь.
Как бы то ни было, с людьми Анна могла сходиться легко, но не усердствовала в этом: одиночество она любила, помимо всего прочего, за возможность быть внимательной к себе.
Когда-то давно она чуть не поссорилась с лучшей и единственной подругой Ирой Покровской.
– Ты с ума сошла?! Ты зачем выходишь замуж за этого Игоря?! – кричала на Анну Ира. – Ты зачем себе жизнь портишь?! И ему заодно?!
– Да почему же порчу?! – спрашивала несвойственным ей неуверенным тоном Анна.
– Да потому! – кричала в ответ Покровская. Подруга никак не могла набраться решимости и сказать, что нельзя выходить замуж только потому, что «уже пора!». И уж тем более нельзя выходить замуж, потому что «удобно».
– Аня, ну хоть немного надо любить! – наконец воскликнула Покровская.
На что Анна, опомнившаяся от растерянности, жестко ответила:
– Можно и без любви. Можно просто по согласию.
Подруга Покровская только развела руками.
Да, замуж по тогдашним меркам Анна выходила поздно – в двадцать шесть лет. И, да, особо не любила она своего будущего мужа.
Окончив университет, она пришла работать по распределению в научно-исследовательский институт. А там сидел он, Игорь, – не особо приметный, тихий, ничем ни выдающийся мужчина тридцати пяти годов от роду.
Нельзя сказать, что Анна стремилась сделать карьеру или выдвинуться по общественной линии (тогда это было очень модно). Анна просто предпочитала делать все основательно, а это требовало времени и усилий. Коллеги быстро поняли, что поручить все неприятное и утомительное можно ей, вчерашней студентке. И она не подведет. Первое время Анне некогда было даже обедать, столько заданий ей давали и столько всего «ответственного» ей поручали. За спиной посмеивались такой безотказности, но вскоре случилось так, что в лаборатории без нее невозможно было решить ни один вопрос, поскольку она, обремененная чужими задачами, теперь знала все и была в курсе всего. Впрочем, эта история обычная, так иногда серенькая тихоня-секретарша становится «генералом».
– Слушай, как ты все успеваешь? – спросил ее однажды тот самый тихий и молчаливый младший научный сотрудник.
– Нет ничего сложного в этом. Составляй план на день, записывай все результаты, будь пунктуален. Меньше времени трать на разговоры, – отрывисто ответила Анна. Она терпеть не могла этого стандартного «лабораторно-научного» времяпрепровождения – болтовни по разнообразным поводам с глубокомысленным видом.
Младший научный сотрудник пожал плечами и отошел. Анна была достаточно резка, он же легко смущался и пасовал, чувствуя энергичность натуры. «Какого черта я с ним так резко? Человек вроде не приставучий», – подумала тогда Анна. На следующий день она подошла к Игорю и предложила пойти пообедать.
– Я не обедаю, – ответил тот, не отрываясь от осциллографа.
– Почему? – спросила Анна и тут же пожалела. Не в ее правилах было уточнять что-либо.
– Не люблю толчею в столовке. Пристают все с вопросами, галдят.
Это Анна выслушала уже с интересом. Она точно по той же причине не любила это место и старалась туда ходить как можно позже. Впрочем, это не спасало, всегда находились те, кто нависал над столом и начинал рассказывать институтские байки.
– Слушай, давай перекусим у реки. Погода хорошая. Там никого нет. Тихо, – предложила она.
Их институт находился на Воробьевых горах, неподалеку от Ленинского проспекта, на территории старого поместья, со множеством строений в стиле неоклассицизма. Поместье было выстроено еще в девятнадцатом веке и имело все приметы того далекого времени: колонны, портики, балюстрады, круговой подъезд к парадному крыльцу и несколько беседок-ротонд, прилепившихся к высокому берегу Москвы-реки.
– Давай, – согласился Игорь, – только я в магазин сбегаю, куплю что-нибудь.
– Попробуй, – усмехнулась Анна. Все магазины находились на Ленинском проспекте и в них всегда были толпы людей – времена тотального дефицита наступали, но никто не хотел с этим мириться. Гастрономы, мясные, кондитерские – все магазины брались штурмом.
