А сколько времени и сил взяли проекты его реформ – об этом подумал кто-нибудь? Их он подготовил уже больше десятка, но все медлил претворить в жизнь хоть один. Так или иначе, любая из реформ задевала чьи-нибудь интересы – патрикиев, армии, крупных землевладельцев-динатов или мелких аграриев, торговцев, ремесленников или никчемного столичного плебса, привыкшего жить за счет бесплатных раздач крупы и хлеба и почитающего счастьем в жизни выигрыш своего цвета в колесничных гонках. Любое возмущение в сословиях – угроза власти, кому, как не ему, понимать это. Поэтому он до сих пор колебался, с чего начать, постоянно перебирая в уме подготовленные проекты, как заядлый игрок без конца перетряхивает кости. Никак не получался такой расклад, чтобы и государство крепло, и народ не страдал, и знать была довольна, и армия, и чиновники сыты без воровства. Словно социум нарочно устроен так, что желание хорошего всем приводит лишь к худшему, а к лучшему – никогда, горько усмехался правитель.
Эта нелепость, противоречащая всякой логике, бесила до дрожи в пальцах.
И вечное сосущее ощущение, что он что-то не сделал, запамятовал, не учел, прошел мимо важного…
Устал…
А от чего устал?
Днем, в отличие от вечно пьяного Леонтия, Тиберий не позволял себе представать перед подданными с бессмысленными глазами и невнятной речью. С самого прихода к власти взял себе за правило, что базилевс, первый после Бога в государстве ромеев, должен являть собой пример собранности и деловитости. Зато на ночь у него вошло в привычку оглушать себя несколькими чарами подряд крепкого кипрского. Вино приносило облегчение – сон без видений, темный, как глухой колодец. Правда, это было короткое облегчение. Среди ночи базилевс просыпался внезапно, толчком, и оставшееся время, отведенное Всевышним для отдыха, проводил в оцепенелом полузабытьи. И спал, и не спал, тянул тягучие ночные думы и задремывал незаметно для себя, видя страшные сны. Неистовый Риномет Ираклид, коварный хан Тервел, необузданный каган хазар Ибугир Гляван, несгибаемый халиф-воитель Абу аль Малик – эти и другие враги помельче причудливо сплетались в его видениях. Виделись, пожалуй, еще более опасными, чем наяву, грозили и жалили.
Именно тогда из спальни базилевса доносились крики, над которыми втайне потешалась придворная челядь. За ними, с подачи их языков без костей – вся империя. А он просыпался по утрам больной и не отдохнувший, словно старец, взявший в постель молодую ненасытную девку, всю ночь теребившую его хилое тело.
«Подумать только, что с ним стало!» – удивлялся порой Тиберий. Не спит толком, кричит ночами, веки дергаются, руки дрожат, мерзнут даже над жаровней с углями… Это у него-то, когда-то выделявшегося среди высших чиновников Опсиниона разумом, рассудительностью и спокойствием.
«Власть… Когда-то – желанная как любовница, теперь – опостылевшая жена… Власть – это жадная, капризная девка, которая тебя никогда не полюбит!» – вывел для себя базилевс.
Иногда приходила в голову предательская мыслишка: может, власть – это действительно занятие не для нормального, разумного человека? А как раз для таких, как Юстиниан, – самодовольных и самонадеянных в своем безумии. Искренне считающих свою волю законом для всех и не слишком задумывающихся о последствиях… Вот и выходит: чтобы быть успешным правителем, нужна изрядная доля глупости и ограниченности – это как раз то, что философы древности называли парадоксом.
Он, конечно, гнал от себя эти мысли…
Да, ему не удалось сделать много за семь лет правления. Практически ничего не удалось. Со всеми его умными планами и огромными замыслами… Но как по-другому? Осторожность, осторожность и еще много раз осторожность. Каждый необдуманный шаг – шаг над пропастью. Это тоже одно из жизненных правил базилевса Тиберия.
Подданные считали иначе. Уже почти в полный голос говорили о том, что осторожная тактика Тиберия, может, и позволила ему семь лет продержаться у власти в спокойные времена, но в смуту явно оборачивалась против него же. Есть время медлить и есть время торопить события, как, согласно библейской притче, есть время разбрасывать камни и время собирать их. Быстрота действий полководца – сестра смелости и мать победы, об этом писал в своем прославленном трактате «Краткое изложение военного дела» Флавий Вегеций Ренат, знаменитый мыслитель просвещенного V века, эпохи философов и гигантов – не чета нынешним. А базилевс Тиберий все медлил выйти с войском навстречу базилевсу Юстиниану, противопоставить отверженному всю силу империи.
Пуганный!..
Вместо этого Тиберий без конца сносился с начальниками провинций и командирами крепостей, добивался от них клятв в верности и обещаний поддержки. Словно слова что-то стоят, когда разыгрывается большая политика, понимающе ухмылялись многие!
В итоге нерешительный базилевс получил обратный эффект. Даже колеблющиеся уверились во мнении, что Тиберий слаб, раз просит, а не повелевает. Разумеется, на словах военачальники и цивильные администраторы сулили правителю всяческое содействие, охотно принимали дорогие подарки, клялись в преданности. Но между собой говорили, что слова и золото в дни войны – плохая замена железу и делу. Золото – для мира, для войны – сталь, именно так устроил Всемогущий бытие человеческое. Значит, не стоит сражаться за того, кто не способен сам за себя бороться…
В результате, пока войска Риномета приближалась к столице, вбирая в себя все военные гарнизоны, Тиберий Пугливый смог собрать в Константинополе лишь двадцать тысяч солдат. И это в то время, когда только армия империи насчитывала больше ста тысяч солдат, не считая тысяч моряков военного флота.
Флот с Моря Среди Земель, кстати, вообще не пришел, хотя морской стратиг многократно заверял в посланиях, что эскадры драммонов с огнем Каллиника и полными палубами тяжелой пехоты вот-вот отчалят от берега. Потом и уверять перестал, послания от него просто прекратились.
Видит бог, у мятежника Риномета теперь в полтора раза больше ромейских солдат, чем у константинопольского правителя, шептались в городе. А кроме того, у Юстиниана дикое болгарское войско и жуткие варанги, щитами и топорами которых Ираклид окружил себя как броней! Новая гвардия империи – вскормленная человечьим мясом и кровью вспоенная…
Как только сам не боится, что северяне съедят его с солью и чесноком…
Нет, уважаемые, не стоит встревать в распрю базилевсов, как не стоит лезть между грызущимися львами! Так говорили теперь не только в народе, но и среди знати. Кто возьмет власть, тот пусть и правит! Ибо всякая власть от Господа, лишь в его воле наказать подданных плохим правителем или осчастливить хорошим…
* * *
– Волей Господа Всемогущего, тщанием Спасителя нашего Иисуса Христа… – торжественно, по привычке играя голосом, начал говорить патриарх.
Но Тиберий тут же, не слушая его, перебил:
– Я понимаю! Мои благонравные подданные, конечно, умны и хитры… Понимаю! О, думают они, если я не поддержу базилевса Тиберия, а Риномет все-таки возьмет власть, я всегда смогу сказать новому базилевсу: видишь, правитель, я ждал тебя, поэтому не помогал тому… Понимаю! Если базилевс Тиберий удержит трон, что ж, они скажут: я спешил тебе на помощь, базилевс, только не успел!.. А сказать вам, в чем ошибаются наши великие хитрецы и умники-разумники? В чем они обманывают сами себя? – Он по очереди, с неожиданным лукавством злого мальчишки, глянул на стратига, архонта и патриарха.
