– Воины с севера? Хорошо! Я жду их! – оживился Риномет. С обычной стремительностью шагнул к выходу из шатра. Вспомнил про Григорса, приостановился и приказал: – Следуй за мной, стратиг флота! Сейчас я покажу тебе морских воинов, равных которым не много найдется под божьим солнцем…
4
Дорога до побережья ромеев оказалась не такой уж и долгой. Вниз по течению корабли шли ходко, часто даже без весел, под одним парусом.
Неподалеку от устья Днепра, или, как его называли ромеи – Борисфена, видели войско. Множество конников скакали по выжженной солнцем степи, тучами поднимая пыль. Дружина насторожилась, взялась за оружие. Но конники не приближались даже на полет стрелы. Боевая ярость воинов севера известна и в этих краях, а число кораблей говорит о том, что этих бешеных слишком уж много.
Всадники долго смотрели издали, потом совсем ушли.
В остальном шли спокойно. День за днем, как всегда в походах.
Для Зары, конечно, все это было в новинку, первое время смотрела во все глаза. Удивлялась и виду берегов, тянущихся за бортом как бесконечная лента, и простому, походному быту дружинников. Впрочем, быт лесных родичей тоже не слишком сложен, девушка привыкла и освоилась быстро. Даже начала кое-что понимать на языке фиордов, часто спрашивая у Любени, что означает то или иное слово.
Прошел лишь десяток дней, а она уже осмелела настолько, что начала выспрашивать у Хальфура Пегого, стрелка, когда-то соперничавшего с самим Фроди Глазастым, секреты обращения с боевым луком. И старый Хальфур, обычно хмурый и замкнутый как сундук скряги, постепенно оттаял от ее звонкого голоска и блеска глаз. Начал показывать и рассказывать, ухмыляясь в бороду. Распалившись, взял свой прославленный лук, укрепленный роговыми пластинами, заставил упражняться со стрелами без наконечников.
Заре – только давай…
Потом Хальфур, почесывая пегую бороду из рыжих, черных и седых прядей, сказал Сьевнару, что глаз у его сестренки, как у настоящего лучника, даже жалко, что не родилась мужчиной. «Вот ты, Складный, хоть и искусный мечник, ничего не могу сказать против, а тетиву дергаешь, как кобылу тянешь за хвост. Видит Один, только и научился, что не промахнуться стрелой в соломенное чучело на пятидесяти шагах. Она же стреляет, как руками кладет – легко, мягко, лишь тетиву отпускает, а уже знает, куда попадет. Чуешь разницу?.. Нет, Сьевнар, уж кого-кого учить лучному бою, так это ее, клянусь зоркостью Мунина, любимого ворона Одина-Все-Отца».
«Ай да Зара, даже Пегого растормошила!»
Окончательно расчувствовавшись, Хальфур-лучник подарил девушке кинжал – длинный и крепкий, как небольшой меч, добротная работа знаменитых кузнецов-франков из Бордо. Пробормотал не слишком внятно, сам, видимо, смущаясь: «Возьми, малая, пригодится, сталь хорошая… Если бы девы-норны, отмеряющие судьбу, так рано не оборвали нить жизни моей дочки Гондры, она выросла бы такой же отважной, я знаю…»
Девушка, наверное, не очень поняла его. А Любеня помнил – вся семья Пегого сгорела в собственном доме во время войны их ярла с кем-то из диких ярлов-норвегов. Именно после этого искусный лучник стал братом Миствельда.
Зара с гордостью прицепила к поясу кинжал-подарок, как воины напоказ носят меч, добытый в бою. Небольшой, не тяжелый клинок – как раз по ее руке.
«Дева-воительница!» – часто повторял себе Любеня, наблюдая за ней. Пробовал представить на ее месте Алексу – здесь, на боевом корабле, среди воинов… Нет, трудно представить… Зара же стала своей словно без усилий. Скоро многие воины братства кивали ей, как равной, заговаривали с ней, стараясь помедленнее произносить слова, чтоб поняла. Что ж, сестра Сьевнара Складного, брата острова, известного скальда и мастера меча, считай – всему братству сестра. И ведь такая же отчаянная, как брат Сьевнар…
Северяне не имели таких предубеждений против женщины на корабле, какие, Любеня знал, есть у южных народов. И то сказать – кто не слышал сказаний о женах и дочерях ярлов и знатных воинов, что сами водили на бой корабли и дружины? А вспомнить жен богов-асов, разве они не владеют оружием наравне с мужьями, разве они не сражались против великанов Утгарда?
Но – молодец девчонка…
Миновав устье реки, дружина двинулась вдоль побережья Крыма, по-ромейски – Тавриды. Берега теплого моря были населены густо – часто мелькали городки, деревни, поселки рыбаков, с натянутыми для просушки сетями. Красивые дома желтого и белого камня, крытые красно-коричневой черепицей из обожженной глины, синее море, голубое небо, зеленые мохнатые горы, тесным стадом стекающие к берегам…
Таврида Ромейская! Богатый край, благодатный, что говорить…
При приближении кораблей с полосатыми, бело-красными парусами и рядами круглых щитов, выставленных вдоль бортов, городки и поселки пустели – как ветром их выдувало. «Люди с топорами» идут к базилевсу Юстиниану, уже знали на берегу.
«Хоронись, православные, от новой погибели на наши головы!»
* * *
Базилевс Юстиниан встретил дружину Миствельда радушно. С удовольствием разглядывал черные остроносые корабли, хищные и узкие, как летящие стрелы, пристально смотрел в лица воинов, обветренные, загорелые, но все равно светлее, чем у греков.
Гуннар, который немного говорил по-гречески, приветствовал правителя от лица всей дружины. Воины братства, подтверждая его слова, ударили по щитам мечами и топорами. Базилевс удовлетворенно кивал.
Дружинники тоже разглядывали его без стеснения, переговариваясь в полный голос. Не как греки, что в присутствии правителя привыкли пригибать головы и понижать тон. Безносому, похоже, и это понравилось в северянах.
Все войско греков высыпало на берег смотреть на пришельцев из страны льдов. Ромеи все-таки мелковатый народ, отметил Любеня, по сравнению с ними северяне казались и ростом выше, и плечами шире. Почему-то особое удивление у греков вызывали боевые топоры, которыми многие дружинники сражались вместо мечей.
Здесь же, прямо на берегу, базилевс попросил конунга Гуннара показать, как воины севера сражаются на топорах.
– Покажем, Сьевнар? – оглянулся Косильщик к поличу.
– Можно…
Взяли топоры со щитами, вышли в круг. Как когда-то на острове Миствельд, где Косильщик до седьмого пота гонял юного скальда, беглеца из Ранг-фиорда. Сколько лет прошло? Вдуматься, не так уж и много. А вроде – целая жизнь…
Ромеи удивляются топорам… Что же удивительного? Ну, удар у топора сильнее, тяжелее падает, легче рубит доспехи, руки крепче нужны, двигаешься в схватке чуть по-другому. Но, в общем-то, все то же самое – атака, уход, уклон. «В бою думать и смотреть некогда – чувствовать нужно!» – учил его когда-то Косильщик.
Изобразить яростную, безжалостную схватку, на самом деле безопасную для обоих соперников, – это тоже искусство. Опытный взгляд, пожалуй, мог бы заметить, что воины не сражаются, а играют. Топоры сильно бухали о щиты, но ведь о щиты же, не куда-нибудь еще. Стремительные, неуловимые удары шли вроде бы в цель, но все-таки чуть-чуть мимо. Оба бойца хорошо видели, куда они бьют, и делали так, чтобы противник это тоже видел. Но скорость движений, которой отличались Косильщик и его бывший ученик – Сьевнар Складный, не давала зрителям понять этого.
