Чугайстрин-старший удивленно посмотрел на Солоху:
– Откуда такие данные?
Она почему-то несколько смутилась и быстро отвернулась к окну, чем озадачила всех находящихся в кабинете.
– Оттуда, – довольно сообщил Вий-Совяцкий. – Важно, что данные проверенные.
Некоторое время царила абсолютная тишина. Даже бесенок на коленях Вовка замер. Желание сбежать как можно дальше становилось с каждой секундой все больше и больше. Правда, самой вскакивать и сквозь Шаленого пытаться открыть дверь – идея не из лучших. Было много непонятного. И в то же время нужно все это осмыслить. Взгляд зацепился за клетчатый платок Вовка – на самом уголочке приколот маленький череп, глаза которого вспыхнули зловеще-зеленым светом. Странное украшеньице, ничего не скажешь.
– Вопросы есть? – громыхнул Вий-Совяцкий.
Все дружно переглянулись, даже Вовк и Чугайстрин-старший. Начали медленно подниматься, я резвой белкой шмыгнула к выходу.
– Андрей Григорьевич, – громом прокатился голос Вий-Совяцкого, – а вот вас попрошу остаться.
* * *
Я почувствовал себя Штирлицем. Хотя куда уж хуже. Только тоскливо посмотрел, как все быстро покинули кабинет. Даже Бесенька выскочил вслед за Сашей. Повернувшись к Вию, выжидательно посмотрел на него.
– Слушаю и повинуюсь, – произнес я как можно проникновеннее.
От сваленной в кучу информации голова категорически отказывалась соображать. Но все разборы полетов оставим на потом.
– Не паясничайте и садитесь, – буркнул Вий-Совяцкий, обмахиваясь папкой. Летняя жара, кажется, доконала и непробиваемого ректора. Что ж… мелочь, а приятно.
– Я уж лучше постою. Уже насиделся… и належался.
На меня махнули рукой, мол, как знаешь. Папка с грохотом хлопнулась на стол.
– Такая история, Андрей Григорьевич, – сообщил он, заставив меня насторожиться. – Вам, как пострадавшему во время всей этой чехарды, Виктор Сергеевич озаботился и выбил место в управлении образования. Считайте – повышение.
Сразу я не понял, о чем речь, потом медленно начало доходить. Воздуха вдруг катастрофически стало не хватать. Я сел на первый попавшийся стул.
– То есть как это… повышение? – пробормотал, уставившись на Вий-Совяцкого. – Вы ничего не путаете?
Тот шумно вздохнул, всем видом показывая, что если тут кто-то что-то и путает, то это исключительно я.
– Перевод оформим со следующей недели, – непререкаемо заявил он.
– Нет, подождите! – взмолился я. Чем черт не шутит, буду упираться до последнего. – Павел Константинович, я не хочу никуда уходить!
Вий-Совяцкий внимательно посмотрел на меня. На мгновение в бледно-голубых глазах промелькнула искорка интереса.
– Это почему?
Дурацкий вопрос. Нравится здесь, нравится. Наверно, нигде больше такого университета и не найти! И персонал, и студенты, и даже Бесенька!
– Нравится, – чуть пожал я плечами. – Хочу тут работать дальше. Не нужно мне никаких повышений.
– Чугайстрин, да вы горде-е-е-ец, – довольно протянул он, прищурившись. Правда, ничего недоброго в этом прищуре я не заметил. – Допустим, я не против. Но что скажем Виктору Сергеевичу? Человек-то старался… в смысле, злыдень.
Хотелось сказать, что пусть сам расхлебывает заваренную кашу, однако тут же прикусил язык.
– Павел Константинович, – вкрадчиво произнес я, видя, как тут же он насторожился. – А почему б нам не отдать это место еще одному человеку, который пострадал не меньше меня в этом деле.
Вий-Совяцкий приподнял бровь:
– Кому же?
– Кириллу Громову, – не раздумывая, ответил я. – Он ведь помог вытащить нас из Лысогорья.
На самом деле это не так, Кирилл признался, что его петля не сработала, но упускать возможность было глупо. Главное – нахальный вид.
Вий-Совяцкому явно такое предложение не понравилось. Однако возражать он пока что не спешил.
– Знаете, Чугайстрин, – наконец соизволил он заговорить, – мне решительно не нравится ваша идея. С другой стороны… не могу отрицать, что в ней есть свой резон. Поэтому… я подумаю.
– Нет, Павел Константинович, пожалуйста! Я хочу работать именно здесь. А еще… А еще я, кажется, влюбился в вашу внучку.
Вий-Совяцкий посмотрел на меня леденящим взглядом. Господи, да что я такое несу вообще? Разве так об этом говорят? Сейчас же сожрет с костями и не подавится.
Я почувствовал, как взмокли ладони, и трижды проклял себя за неумение держать язык за зубами.
– А вы, Андрей Григорьевич, – почти ласково произнес он, – сделайте так, чтобы не казалось. Даю месяц. Свободны.
– Так точно, – выпалил я и, не дожидаясь разрешения, выскочил из кабинета.
И только там, прижавшись к прохладной стене и вытирая ладони о брюки, осознал, что на этот раз действительно вляпался. Рядом с Виевой внучкой всякие злобные баньши отдыхают!
Эпилог
Синий трамвайчик, сердито позванивая, объехал Соборную площадь. Звезды драгоценностями вспыхивали на черном бархате небосвода. Ветер бил в лицо, трепал волосы, наполнял грудь гудящим восторгом.
– А по небу тоже можно? – спросила я, что было силы вцепившись в сиденье.
– А то как же, – важно ответил Трамвайщик, поглаживая свернувшегося у него на руках Дымка.
Мольфарский кот увязался за мной, когда я втихаря выбиралась из общаги, чтобы покататься на полтавском трамвайчике. Радовало, что он размерами снова походил на нормального кота – Андрей Григорьевич отыскал какое-то нормализующее заклятье.
Конечно, можно сказать, что в Полтаве, как и многих других городах, трамваев нет давным-давно. А вот и неправда! Есть! Просто обычные люди их не видят. Каждый Трамвайщик бережет город от злых сил, а едва заметит что-то нехорошее, тут же испускает такую трель, что сам Городовой тут же приходит на помощь.
Катались мы уже не первую ночь. Я устроилась на мягком темно-коричневом сиденье, подперев щеку кулаком, внимательно рассматривая пролетающие мимо звезды. Тут чувствуешь себя маленьким ребенком, оставив позади все беды и заботы.
– Мы все умеем, – гордо заявил Трамвайщик, и Дымок оглушительно заурчал. – Да и раньше умели, – задумчиво произнес он, – даже когда Стольный нам не помогал.
Трамвайщик вынул что-то из кармана, размером с большую пуговицу, и покрутил пальцами.
– А как он теперь помогает? – полюбопытствовала я.
– Энергией делится, покровительство дает, чары сплетает, – сообщил Трамвайщик и вдруг вложил предмет мне в ладони. – Держи.
Кожу легонечко защекотало. Хм, и впрямь пуговица – прозрачная, зеленая, с едва заметными золотистыми блесточками. Хихикнув, я попыталась сжать руку, но пуговицу окутал туман. На миг показалось, что на моей ладони оказался маленький череп, а глаза его испускают холодное зеленое пламя.
