– Неужели ты думаешь, – усмехнулся я в ответ, – что для меня так ценна жизнь, после трехсот лет путешествия по каменной пустыне? Я устал от того, что города рассыпаются под ногами. – Подо мной мелькнула еще одна стрелка, уклонив путь чуть восточнее. – Устал от того, что не могу поцеловать мою женщину множество лет, как бы ни было замечательно держать ее за руку. Устал от того, что все стало одинаковым. Я хотел бы просто вкусно поесть или крепко поспать, но даже это уже не получается.
– Жизнь ценна всегда, – не поверила Аномалия растерянно. – Для тех, кто смертен…
– Мне сказали недавно, что я бессмертен, – беспечно парировал я, опять ощутив уверенные шаги за спиной, встряхивающие окружение. – И знаешь, я поверил. Поэтому меня не интересует твое предложение. Но дело даже не в этом. – Я облизал пересохшие от наглости губы. – Ты же знаешь, я не один. Мне неинтересно спасение в одиночку. Абсолютно! – Волосы на моей голове зашевелились и даже защелкали, точно сгорая всеми своими миллиардами кончиков, так люто полыхнула ненависть в глазах великанши.
– Вижу, к чему ты клонишь! – Злые джинны проявились в той интонации. – Не выйдет… Она не нужна мне, поэтому бесполезна. Я не собираюсь заключать с тобой сделки. Ты выбрал смерть, и ты умрешь. Правда, не сегодня… – Осколок разочарования остро цокнул в ее паузе. – Скоро я приду и за тобой. И если тебя действительно нельзя убить, тогда ты будешь моей вечной набойкой. Я о такой мечтала. О тебе сложат легенды! Скажи, что ты собираешься делать?
– Найду ее и поцелую, – устало ответил я. – А после этого попробую поспать.
– Посмотрим, кто найдет ее первым! – Мне словно померещилась госпожа Отъявленная Ревность. – Поторопись, дурачок, потому что иначе можешь никогда ее не найти…
– Не смей! – похолодел я, цепенея.
– Ты хотел поспать! – жутким, уже не женским голосом вскричала Аномалия. – С этим я могу тебе помочь!
Сильный удар по каждой моей клетке всколыхнул некое подобие боли. Меня бросило вперед и с размаху приложило о неласковую гладь так, что единственной мыслью после было вжаться покрепче в бетон и лежать долго-долго, не проверяя собственную целостность и не пытаясь осмотреться. Я ощутил каменный хруст на зубах. Немного прополз вперед по инерции, а потом затих, мгновенно уснув точно усилием воли, как мне почудилось, собственной, потому что не заснуть в тот момент было нельзя.
Сон оказался очень крепким, в него не проникало ни звука. В полной насыщенной тишине я зачарованно млел, полагая, что умер, но вдруг убедился, что смерть едва ли поддается сознанию. Вместе с этим пришла память о недавнем диалоге…
Я подскочил, приходя в себя мгновенно, будто не засыпал.
Аномалии нигде не было видно. Я потрогал лицо и нащупал глубокие царапины, руки стерлись на ладонях, колени сбились, бывалая майка изодралась.
Луна светила особенно ярко в тот миг и походила на кусочек лимона, обтрепанный с одной стороны. Очаровавшись этим воспоминанием из глубокого прошлого, я внимательно разглядывал ее свет, отвлекаясь от шороха шагов по прямой однообразного пути.
Внимание привлек силуэт, чернеющий чуть поодаль, явно не каменной природы, напоминающий спящую женскую фигуру, в замечательных изломах тех признаков, что не позволяли древним мужчинам ошибиться даже в темноте. А я был самым старым из них.
К моему великому страху, это оказалась Алиса, к моему счастью, горячему, как напалм. Она просто спала, не почувствовав, как я сжал ее складное теплое тело, она лишь мирно шептала что-то, чего разобрать я не смог, хотя старался. Словно забвение залилось мне в уши тогда, я перестал слышать, впав в странную медовую кому, я даже не чувствовал ничего на ощупь, будучи оглушен сладким восторгом от находки. Пылкие быстрые мысли обтекли мое существо, я прижимал дорогое тело, вглядывался в лицо, ныне свободное от пластика, я шептал что-то тоже, что мог слышать лишь частями:
«…теперь я никогда не потеряю тебя… я могу целовать тебя, могу держать за руки, за кончики пальцев кончиками пальцев… у нас получилось…»
Алиса спала, а я охранял ее сон, притворяясь спящим иногда, в те секунды, когда начинало казаться, что она просыпается. В один из подобных моментов я действительно точно выпал из сна. Глаза мои распахнулись. Я был совсем один возле такого же одинокого черного камня, плавно и невысоко растущего из растрескавшегося бетона.
Потом я увидел город.
Настоящий, большой, хотя и не подпирающий небо, как помнил я, а умеренный миллионник, какие встречались некогда в кино и на картинках. Город отчетливо отливал красным, неместным серебристым дождем поливался этот клочок земли, полный прямоугольников и выглядящий вначале нарисованным, а ближе – спящим. Поток выглядел математически правильным, бил наискось, все это было слишком маняще, чтобы пройти мимо. Кроме того, кому-то что-то где-то подсказывало, что в странном городе складировано множество ответов на разнообразие накопленных вопросов.
Последняя стрелка прицельно держала на острие группу ближайших домов и росла чуть севернее черного камня.
Я пошел в сторону этого архитектурного ансамбля, то срываясь на бег, то переходя на шаг. Будто тело стало управляться само собой, изнутри горячим ключом сквозила мышечная истерика. Но вскоре меня посетило чувство обмана, шаги мои замедлились, я отчаянно защурился, вглядываясь в прямые линии и одинаковый цвет. Подойдя совсем близко, я остановился, было не по себе, пока мерно клубилось легкое разочарование, но я покорился интриге. Это не город, это декорации города, множество натянутых и пересекающихся тентов с изображениями домов и скверов, фонтанов и перекрестков. Лабиринт, имитирующий город.
Так должно выглядеть место, мимо которого человек не сумеет пройти.
7
Я очнулся в кромешной темноте. На ощупь вокруг проявились стены, сплошные, без швов и щелей, в четыре угла. Я побродил, ожидая, когда глаза привыкнут, но глаза не привыкли. Показалось, что комната уменьшается.
Понемногу я успокоился и присел в одном из углов. Пол был ни теплый, ни холодный, его невозможно было определить в качестве какого-либо. Я стал дышать бесшумно, щупая кончиками ушей бездонный морок.
Я увяз в собственных мыслях. И тут абсолютно неожиданно в густом пространстве вздрогнул, точно пламя свечи, знакомый и родной голос:
– Здравствуй, дорогой… – Голос дрожал, пуская тонкую чернильную рябь по тому, что видеть не можно. Я вперился в то место, откуда шел звук. Возбужденные нервы нарисовали схематический образ тонкой фигуры на полу, прислонившейся к невидимой стене.
– Это ты… – помедлив ровно секунду, накрыл я ее своими объятиями. Линии стройной проекции осыпались на меня, сердце почувствовало присутствие общей радости. – Ты здесь! – Меня потряхивало от неожиданной находки в рокочущей лихорадке искристого тепла. – Они схватили и тебя?
– Да… – не сразу ответила Алиса странным голосом. – Точнее я пришла сама. И сюда тоже… Я не пленница…
