– Что докажу?! – разъяренно вскричала Алиса, рассыпаясь хрустальной, удивительно крупной слезой. – Что ты можешь доказать таким образом?!
– Что мы будем жить вечно, – выдохнул я, захлебываясь в глотках жизни, что насильно распахнули рот и стремились опять сплавить меня с реальностью.
– Так нельзя… Как ты мог… Представь, – часто заговорила моя женщина, – если бы мы потерялись… просто проснулись и оказались врозь… в какую сторону бежать, где искать, и не будет ли выбранный путь отдалять тебя с каждым шагом… я боюсь… провести еще триста лет в поисках… тебя! – взвизгнула она последним словом.
– Тяжелые мысли приходят тебе сегодня, – изрек я, в то время как ее вязкая хандра вцепилась мне в плечи и потянула вниз.
– Правильным, наверное, будет выбрать первое попавшееся тебе по пути место, – безумно продолжала Алиса уже негромко, точно не слыша меня и рассуждая сама с собою, – которое будет отличаться от других… место, мимо которого человек не сможет пройти… он в любом случае подойдет, чтобы посмотреть… – Взгляд плавал где-то за мной. – …И ждать там…
Из последних сил я обнял Алису за талию, пытаясь передать мою уверенность, но ноги внезапно пропали из поля зрения чувств, в то же мгновение лихорадочный страх начал нервно хихикать в рассудке, раскачивая его непрочное дерево.
Почти плашмя я упал на суровый бетон, сотрясая развесистое здание внутреннего мира, увлекая за собой Алису. Она пронзительно кричала что-то, о чем я уже не был способен думать как о целом, и только мучительно понимал фразы.
– Ты хочешь оставить меня одну! – Этот вопль я слышал будто издали, хотя все еще чувствовал ее горячее дыхание на своем лице. – Дурак! Ты не можешь! Кем ты себя вообразил?! Очнись! Говори… просто слова… – Хохот страха и крики Алисы составляли острую какофонию, которую я понимал не слухом, а окончаниями, и оттого виски мои отчетливо пульсировали. – Со мной! Не молчи!
Последним ощущением пришла тревога, с размаху она разбила мой мозг на осколки, что разрозненно пытались управлять хаотичными мыслями, содержание которых было одинаково. Почти осязание непоправимой ошибки раскаленным металлом выжгло мне разум. Холодными пальцами я пытался нащупать Алису, но, чувствуя ее рядом, не находил любимого тела. Где-то совсем далеко краем сознания я распознал прохладную соль собственной слезы, набухшей на мгновение, чтобы быть смытой жгучей щелочью других слез, более щедрых, нежели те, на которые я мог быть способен.
Предпоследняя мысль оказалась: «…как же могу я их чувствовать, ведь она…»
Густой прямоугольник темноты размазался о мои грудь и взгляд, я умер. С этой мыслью под руки во тьму ушли чудовищная тревога и пронзительное одиночество.
6
Я телесной кляксой разложился на клочке асфальта, вкрапившегося в бетонную повсеместность нарядной заплатой. Чуть впереди разметались Воды, серые, обширные и без эмоций, они точно продолжали собой неуютное тело тверди, подпирая горизонт и царапая небо.
Пробуждение было сравнимо с истерикой, я подпрыгнул всем телом, как лежал, стоило сообразить, что я еще способен соображать. Голова, потухшая с мыслью о том, что «я ошибся» и что «ничего больше не будет», очумело задергалась на своей шее, с наслаждением вбирая всеми органами чувств подлинную истому окружения.
Перекатившись со спины на задницу, я на всякий случай потрогал камень, ощупал лицо, стряхнув с него прозрачные крошки пластика, затем перебрался на полусогнутые. Секунду мне казалось, что земля стремительно вертится и я лечу вместе с ней. Ловя скользкое равновесие, я сделал шаг вперед, учащенно дыша. Под ногами раздался хруст. Передо мной, разделенный на куски и осколки, прозрачный и мерцающий на солнце, лежал еще один истерзанный ионизатор. На губах застыл странный привкус металла, почему-то я уверился, что это был именно он.
Следов Алисы нигде не прослеживалось, обеспокоенно я забегал на месте, пытаясь разглядеть где-либо что-либо, напоминающее ее силуэт или образ. Расширение зоны поиска тоже не принесло результатов: моя женщина исчезла, разбив свой ионизатор и прихватив наши вещи вместе с их вместилищем – коляской.
Отсутствие тела выглядело слабым утешением. Я прогулялся во все четыре стороны, насколько хватило нервов, после чего вернулся к пластиковому крошеву, которое столько времени прожило на моих и ее плечах. Тогда я заметил то, чего не увидел сразу: вдоль каменного берега, на самом его идеальном месте, была аккуратно начертана метровая стрелка, указывающая четко на запад. Исполненная мелом, несомненно, она принадлежала руке Алисы. Мы использовали мел, когда обижались друг на друга, чтобы не говорить лишних слов. А ссоры были иногда развлечением…
Не говоря лишних слов и не думая лишних дум, я отправился на запад вдоль берега и воды, до тех самых пор, пока еще одна стрелка не увела меня на юг. Я шел так долго в ту сторону, что обозначить время едва ли возможно, не имея точных данных.
Потом я разжился роскошной, но жутковатой компанией. Вначале явился прохладный ветер, что зашелестел по равнодушному бетону и даже принялся швырять особо мелкие камешки. Затем издали донесся самоуверенный женский хохот, в нем пенилось так много самодовольства, что оно граничило с нервным расстройством. Я невольно поежился и упрямо зашагал дальше, дав установку не оборачиваться, что бы ни произошло. Я слышал некогда этот смех, Алиса ни в коем случае не могла так смеяться. После – со стороны лопаток проявился острый интригующий шум, бетон хрустел и подрагивал от тяжелой поступи, еще секунда – и массивная, но стройная тень догнала мое упорное тело.
Я оглянулся.
Поодаль горделиво вышагивала старая подруга – безмерная Аномалия. Она делала вид, будто идет своей дорогой. Казалось, взгляд ее устремлен за облака. Но ощущение неслучайности сформировалось мгновенно и достигло огромных размеров.
Я слегка подпрыгивал под увесистыми шагами, глаза завалились в самую узость век, пытаясь отчаянно заглянуть себе за спину. Ослепительная нагота большой женщины синхронно волновалась в эротическом такте, от которого у меня закружилась голова. Я поспешно отвернулся, щипая себя за сухие ладони, чтобы определить возможную степень иллюзии, однако реальность царила определенно и ответственно. То не был сон, и чужое дыхание, подобное порыву ветра, мне не мерещилось.
Наше молчаливое путешествие в одну сторону продолжалось некоторое время, после чего Аномалии стало скучно. Она ждала либо очевидного страха, либо робкого поклонения, либо хотя бы пары слов в свой занимательный адрес. Я же не делал ровным счетом ничего из ожидаемого, казалось, я не видел никого, тем самым взвинтив слабую психику сильной женщины. Я просто разглядывал ее длинную тень, и надо заметить – это была очень красивая и величественная тень.
– Вот ты и остался один, – массируя мой затылок прищуренным взглядом, констатировала великанша, устав от моей застенчивости. – Совсем-совсем один, – посмаковала она смысловую нагрузку фразы.
– Вовсе нет, – приказывая себе молчать, тем не менее отозвался я. – Она захотела побыть одна. – Внутри меня загрустила та часть, которая планировала все и думала сейчас, что надо будет сделать, если диалог станет утомительным.
