Файдар вышел за пределы участка, к своей любимой скамейке, набрал номер Дугани.
Тот ответил:
– Салам, Видад, рад слышать.
– Салам, Фади, ты ничего не хочешь мне сказать?
– Только собрался звонить. С товаром порядок, вчера забрал, ночью вывезли в «зеленку».
– Товар проверил?
– Конечно. Основной в нормальном состоянии. Я его собрал, чтобы завтра возни меньше было.
Файдар спросил:
– Ты знаешь, как обращаться с основным товаром?
– Знаю, когда-то знающие люди учили. И вообще товар оказался в приличном состоянии, хотя и пролежал в земле почти тридцать лет. Отец чайханщика позаботился. Видно, тот еще дух был, запасливый и хозяйственный, все смазано, завернуто в промасленную бумагу. Вот только коробки, что на поясе должна быть, нет.
Дугани имел в виду аппаратуру опознавания ПЗРК «свой – чужой», этот электронный блок оператор носит на поясном ремне.
– Он и не требуется. Свои здесь давно уже не летают.
– Ну а в основном товар готов к продаже.
– Все в укромном месте?
– Да, там, где и говорил. Ночью перегоним к месту старую машину. Ну а утром завтра все по плану. Я буду у поворота к Кундару у Чарана, как и договорились, около десяти часов, плюс-минус десять минут. Сын твой уже введен в курс дела?
– Он знает то, что ему нужно знать.
– Тогда до завтра, брат?
– До завтра, и хранит тебя с Паваром Всевышний.
– Все будет нормально, капитан.
Оставив телефон, Файдар присел на скамью.
Там его нашел сын, вернувшийся с площади. Присел рядом, протер рукавом лоб, стирая пот.
– Жарковато сегодня.
– Пройдет лето, наступит осень, с ней придут дожди, потом зима, кое-где выпадет снег, будем топить печь. Время летит быстро, Гафар.
– По завтрашнему дню что?
– Повторюсь. Завтра выезжаем из дома в 9:40. В 10:00 мы должны быть перед поворотом на трассу. Подъедет «Тойота», ты выведешь пикап на дорогу, я пересяду в «Тойоту», ты обойдешь нас и пойдешь в Будак. Там заедешь к мукомолу Али, купишь у него мешок муки. И ждешь моего вызова. Что бы ни происходило на трассе, доезжаешь до поворота к селению со стороны Будака, встаешь за ним. Если следом не увидишь «Тойоту», включишь аварийные огни, поднимешь капот, имитируя неисправность. Я подъеду, пересяду, и поедем домой.
– Все?
– Да.
– А что будешь делать ты?
– То, что должен делать. И я это сделаю, впрочем ты увидишь все сам.
– Даже так?
– Да.
– Почему ты не хочешь до конца посвятить меня в свой план?
– Потому что это не только мой план.
– И друзей твоих тоже?
– Да.
– Столько лет вы не виделись, не знали о существовании друг друга, а встретились, так будто и не расставались никогда.
Файдар улыбнулся:
– Это, Гафар, называется боевым братством.
– Я никогда не спрашивал тебя, отец, сейчас же хочу спросить. У тебя в Союзе была семья?
Файдар вздохнул, прикурил сигарету, выпустил облако дыма, кивнул:
– Была. Но разрушилась.
– Почему?
– Это не важно.
– А у меня есть брат или сестра? Там, в Союзе.
– В России.
– Пусть так.
– Есть.
– Кто?
– Брат, Артем, ему сейчас, дай прикину, ровно тридцать лет. Я видел его трехлетним.
– Семья распалась потому, что ты попал в плен?
– Нет, это произошло до плена. Но перед самым вылетом на задание, оказавшееся последним.
– А я когда-нибудь увижу брата?
– Вряд ли. Хотя, кто знает?! А ты хочешь увидеть его?
– Конечно, ведь он же мой брат, родной по отцу. Мы похожи?
– Сейчас сказать трудно, но когда тебе было три года, то сходство угадывалось, все ж ты больше взял от матери, вечная ей память.
– А ты любил мать?
– По-своему, да.
– Как это?
– Не пытай меня, сын, этот разговор мне неприятен.
– Да, конечно, извини. Сегодня и дяди Мустафы нет.
– Праздничный день.
– После молитвы он выходил на поля, без него там нельзя. А сегодня почему-то нет.
– Он знает свою работу и придет, когда посчитает нужным.
– Мы в Урдун поедем?
– Да, на сороковой день. Проведаем могилы наших родственников, пробывших ими так мало времени.
– Проклятые американцы, как я их ненавижу. Скажи, а вот когда ты воевал, то бросал со своего вертолета бомбы на мирные кишлаки?
– Нет. Я был командиром «Ми-8» и занимался доставкой людей, афганцев в том числе. У меня было вооружение, но я его не применял.
– Почему? Потому что не мог или не хотел?
– Потому что не было подходящего случая. Мою «восьмерку» обстреливали, мы, бывало, и отвечали из пулеметов, по душманам.
Гафару был интересен рассказ отца, он продолжил:
– А кто же тогда разносил целые селения? Старики говорят, русские «колесницы шайтана» камня на камне не оставляли от некоторых селений.
– Это касается ударных вертолетов «Ми-24».
– Я видел их.
– Вот они наносили удары по бандам. Но всегда начинали с предупредительного огня, чтобы мирные жители могли либо покинуть селения, либо спрятаться в подвалах. И только потом обстреливали неуправляемыми ракетами. Но если банда находилась вне населенного пункта, на открытой местности, либо на склонах перевалов или ущелий, били без всякого предупреждения. Да, в кишлаках погибали и мирные жители, но это, Гафар, была война. Талибы, эти фанатики, что ордой двинулись на страну, после того как советские войска ушли, совершали куда более жестокие и кровавые зверства, других слов и подобрать не могу. Вот кто проводил карательные акции, а у нас, я имею в виду русских, советских, таких задач не ставилось. Душманов в основном громили наземные силы, взводы, роты, батальоны, при огневой поддержке вертолетов, но чтобы вот так специально наносить удар по кишлаку с мирными жителями, этого не было. Я не знаю таких случаев, хотя слухов, как и на всякой войне, хватало. Эскадрилья, в которой я служил, не разбомбила ни одного населенного пункта. А вот мальчика одного из Тахарака однажды спасли. Впрочем, позже его отец спас жизнь мне. Хорошее, сын, не забывается, как, впрочем, и плохое.
– А ты скучаешь по России?
– Нет. Раньше скучал, в первые годы, потом привык и… достаточно, ты проверь еще раз пикап, посмотри, как работают женщины, надо, режьте еще баранов. Главенствуй, сын, скоро этот дом станет только твоим.
