Самым сложным, как считал Осгар, было осторожно нанести тонкие слои краски друг на друга, чтобы получить не только тончайшие оттенки цвета, но и объем, как бы пейзаж, на который смотришь сверху, словно глазами самого Бога.
Но когда в то утро Осгар вошел в скрипторий, он не стал совершенствовать собственное жалкое подражательство, а сразу подошел к подставке с книгой. В конце концов, это была последняя возможность восхититься ею.
Глядя на эту удивительную книгу, он просто не мог поверить, что, возможно, больше никогда ее не увидит. Вот уже два месяца он каждый день любовался ее желтоватыми пергаментными страницами, открывая в них все новые и новые чудеса, и теперь, как паломник в Святом городе, который изучил каждую его улочку и тайную тропку, чувствовал, словно это великое сокровище принадлежит лично ему.
И в самом деле, разве эта книга не была создана на манер какого-нибудь божественного города? Четыре Евангелия; четыре стороны света, четыре конца святого креста. А разве в Ирландии не четыре провинции? Даже могучая Римская империя, в ее последние годы, когда она уже стала христианской, была разделена на четыре части. Предисловие к каждому из Евангелий содержало по три страницы, полностью занятых иллюстрациями. На первой располагались крылатые символы евангелистов: Матфей – человек, Марк – лев, Лука – телец и Иоанн – орел. Далее следовали портреты. Во всю третью страницу была помещена первая буква от начального слова Евангелия. Три страницы, предваряющие каждое из четырех Евангелий. Три и четыре – семь дней недели. Трижды четыре – двенадцать апостолов.
Были в ней и другие рисунки размером в полную страницу: изображение двойного восьмиконечного креста, миниатюра Пресвятой Девы с Младенцем, священная монограмма «Хи-Ро» с именем Христа, с которой начинался рассказ Матфея о рождении Иисуса.
Поражало великолепие красок на каждой странице. Здесь были все оттенки красного, лилового, розового, изумрудно-зеленого, сапфирово-синего. Лики святых художник выписал светлым тоном, напоминающим цвет старой слоновой кости. И конечно же, везде присутствовал сияющий желтый, отчего все рисунки казались написанными на золотой эмали.
Но самое большое восхищение у Осгара вызывало мастерство, с которым были составлены изумительные узоры и рисунки этой волшебной книги. Спирали из трилистников, заключенные в окружности, обрамлявшие текст рамки из переплетенных лент и узелков, – все эти древние ирландские орнаменты чудесным образом соединялись с символами христианской веры, и, приглядевшись, можно было с удивлением заметить в витиеватом узоре то орла святого Иоанна, то павлина, символа бессмертия, или же змею, рыбу, льва и ангела с трубами, искусно вписанных в геометрический строй. Встречались здесь и собранные группами в углах страницы или окружавшие заглавную букву изображения людей с непомерно длинными руками и ногами, включенных в строгий орнамент так незаметно, что человеческие тела и абстрактный рисунок сплетались воедино в этом кельтском мире. Орнаментов в книге было великое множество, и никакой глаз никогда не смог бы проследить за каждым движением этих сложнейших плетений и поворотов; витки спиралей собирались в гроздья, как некие драгоценности, – то в круг, то в разбивку, то принимая змеевидную форму, то сплетаясь в кружево, и все это буйство кельтского узора, казалось, вот-вот готово было вырваться на свободу, если бы не четкая основа всего построения, которая и удерживала его.
Да, именно в этом и заключалась ее великая сила, подумал Осгар. И не важно, что было тому причиной – святые образы четырех евангелистов или две магические буквы, заключающие в себе имя Создателя, но послание, исходящее со страниц этой книги, было очевидным. И так же, как вялая империя языческого Рима пыталась в свои последние дни с помощью бесчисленных легионов и мощных стен остановить поток варваров, так теперь Римская церковь с ее великой властью и влиянием истинной веры возводила свой монументальный порядок в диком, невежественном мире и строила уже не просто имперский, а священный город – вечный, совершенный, полный духовного света.
Осгар мог смотреть на эти страницы днями напролет; иногда они даже снились ему по ночам. Однажды ему приснилось, будто он вошел в монастырскую церковь и увидел, что книга открыта. Две ее страницы, сами собой отделившись от остальных, вдруг начали расти. Одна превратилась в золотую мозаику на стене, другая, похожая на пышный золоченый иконостас, преградила ему путь к алтарю. Едва он приблизился к ней, как золотая завеса вспыхнула, словно объятая темным священным огнем, а когда он протянул руку и осторожно коснулся ее, раздался резкий звук, похожий на звон древнего колокола.
И вот теперь он должен был расстаться с этим сокровищем. Ему предстояло покинуть обитель вместе с Мораном и сестрой Мартой. Сначала нужно было проводить монахиню до Килдэра, а затем вернуться в Глендалох. А Моран потом отправится в Дифлин и, возможно, повидает Килинн. Что ж, жаловаться ему не пристало. Ведь он сам выбрал такой путь.
– Рука святого Колумбы.
От неожиданности Осгар вздрогнул. Обернувшись, он увидел рядом с собой того старого монаха, что следил за скрипторием. Осгар так задумался, что даже не слышал, как старик подошел.
– Так говорят, – снова заговорил монах.
Многие приписывали Келлскую книгу святому Колумбе, или Колуму Килле. Колумба происходил из королевского рода и был прямым потомком самого Ниалла Девяти Заложников, а его собственное прозвище в переводе означало «голубь Церкви». Он основал знаменитый монастырь на острове Айона, напротив северного побережья Британии, и, безусловно, был известен как искусный каллиграф. Но Колумба жил всего спустя век после святого Патрика, а Осгару, который изучил множество книг в монастырской библиотеке, казалось, что книга создана намного позже. Келлс был основан двести лет назад как убежище для монахов с Айоны, которые бежали оттуда после того, как островной монастырь подвергся нападению викингов. И поскольку несколько рисунков в книге остались незавершенными, то, возможно, ее и создали на Айоне, а викинги помешали закончить работу.
– А я наблюдал за тобой.
– Ты?
За те два месяца, что Осгар провел здесь, хранитель скриптория и слова не сказал ему без необходимости, а поймав пару раз его суровый взгляд, Осгар и вовсе решил, что чем-то разозлил старого монаха, только никак не мог понять, что он сделал не так. И вот теперь он с удивлением увидел, что лицо старика расплылось в улыбке.
– Ты ученый. Я это вижу. Как только я увидел тебя в первый раз, я сказал себе: «Наконец-то на острове появился настоящий ученый».
Осгар был и польщен, и удивлен. С тех самых пор, как он в детстве слушал уроки своего дяди, он справедливо гордился достижениями своих соотечественников. Потому что в то время, когда варвары захватили бóльшую часть мира, именно монахи-миссионеры с западного острова пришли на старые кельтские территории разрушенной Римской империи, чтобы воссоздать христианскую цивилизацию. Монахи с Айоны основали другие важные центры, вроде великого западного монастыря на Линдисфарне, и обратили в христианство бóльшую часть севера Британии. Другие отправились в Галлию, Германию и Бургундию, и даже через Альпы на север Италии. И со временем за основателями этих монастырей в немалом числе последовали кельтские паломники и проложили путь на юг, прямиком до Рима. Однако Кельтская церковь не только вернула светоч истины – она стала величайшим хранителем классической культуры. Библия на латыни и комментарии к ней, труды величайших латинских авторов: Вергилия, Горация, Овидия и даже некоторых философов – все это было переписано и бережно сохранено. Английские аристократы посылали свою молодежь учиться на западном острове, где некоторые монастыри превратились в нечто вроде академий; ученые острова были известны при королевских дворах всей Европы. «Эти кельты с острова, – говорили о них, – самые лучшие грамматисты».
