На следующий день, когда Моран шел по улицам, теперь необычно тихим после бурных недель пребывания королей, он увидел одного из городских ремесленников, который куда-то направлялся вместе с красивой темноволосой женщиной, чье лицо показалось ему смутно знакомым. Он остановился, чтобы поздороваться, и мастер сказал:
– Помнишь мою дочь Килинн? Она теперь живет в Ратмайнсе.
Ну конечно. Моран не слишком хорошо знал эту семью, но сразу вспомнил зеленоглазую девушку, которая вышла замуж за какого-то парня из Ратмайнса, наследника королевской крови, никак не меньше. Она улыбнулась ему:
– Отец говорит, ты сомневаешься в победе наших королей.
– Все может быть, – ответил Моран.
– Ну а мой муж ушел вместе с ними. Он не сомневается.
– Наверное, ему лучше знать.
– И все же отец захотел, чтобы я с детьми перебралась в Дифлин. – (Моран заметил в ее глазах тень тревоги.) – Думаю, здесь мы будем в безопасности. Вижу, ты и сам пока здесь.
– Верно, – кивнул он. – Пока здесь.
В ту же ночь он погрузил вещи в телегу. А на следующее утро эта телега со всем их скарбом покатилась по длинному деревянному мосту через Лиффи и исчезла в тумане на другом берегу. Моран уехал.
Первая его цель была не так далеко. За Долиной Птичьих Стай находилось поместье Харольда.
Хотя у Морана не было причин сомневаться в том, что его друг счастливо женат, все же он порой спрашивал себя, не жалеет ли жена Харольда Астрид о том, что поддержала страсть мужа к морским путешествиям. Разумеется, это принесло ему богатство. Харольд Хромоногий, как его теперь называли, стал уважаемым морским купцом, но из-за длительных плаваний его неделями не бывало дома. Уже больше месяца прошло с тех пор, как он отправился в Нормандию и Англию. После трагической гибели его отца три года назад они с женой теперь еще и вели хозяйство. Но когда тем утром Астрид с детьми вышли встречать гостя, Моран сразу заявил:
– Вы должны бросить все и уехать с нами. – И, оборвав все ее возражения, добавил: – Они уже приходили сюда прежде.
Не желая больше ничего слушать, он велел ей собираться, не медля ни минуты.
– На этот раз, – сказал он, – все будет по-другому.
Прошло шесть столетий с тех пор, как Ниалл Девяти Заложников основал могучую династию О’Нейл, и за все эти долгие века, несмотря на перемены в соотношении сил между кельтскими вождями на острове, никто не смог свергнуть их с престола верховных королей. До этого времени.
Отца Бриана звали Кеннетиг, поэтому полное его имя должно было звучать как Бриан сын Кеннетига. Но, как и Ниалл Девяти Заложников много веков назад, Бриан был известен всем как сборщик податей, за что его и прозвали Борума – тот, кто считает скот, или Бриан Бору.
Клан его, Дал Кайс, во времена его деда был просто маленьким незначительным племенем Манстера. Жили они на берегах Шаннон – там, где река переходила в длинную западную оконечность дельты. Когда викинги основали поблизости в Лимерике свое поселение, дед Бриана отказался договариваться с ними, и три следующих поколения клан постоянно вел партизанскую войну против судоходства викингов по реке. Позже Дал Кайс стал знаменитым. Дед Бриана провозгласил себя королем, его мать была принцессой из Коннахта, а сестру его даже выбрал в жены король из Тары, хотя никакой пользы роду это не принесло, потому что ее вскоре казнили за прелюбодеяние с сыном мужа.
Притязания на власть у клана имелись нешуточные, и даже была собрана армия из ста человек. Братья Бриана уже испытали свои силы в схватках с несколькими вождями в этих краях. Но никто и помыслить не мог, что они сделают потом. Вся Ирландия ахнула от этой новости.
– Они захватили Кашел!
Кашел – древняя крепость манстерских королей. Правда, нынешние короли были уже совсем не те, что прежде. Но какова дерзость! А когда правитель Манстера призвал викингов из Лимерика, чтобы наказать наглых выскочек, клан Дал Кайс разбил их и разграбил Лимерик. Спустя несколько лет королем Манстера стал Бриан Бору.
Клан какого-то мелкого вождя захватил один из четырех великих престолов Ирландии, который хранил корни знаменитых кельтских династий, уходящих в глубь веков. К тому же, заняв такое высокое положение, они решили немного подправить свою родословную. Неожиданно обнаружилось и было отражено в хрониках, что у этого клана такое же древнее родовое право на королевский престол Манстера, как и у предыдущей династии. Вот бы удивился дед Бриана, узнав такое! Впрочем, подобные исправления в летописях не были такой уж редкостью: даже могущественные О’Нейлы подделали изрядную часть своей родословной.
Бриан был в расцвете сил. Судьба благоволила ему. Он был королем Манстера. Чего еще желать? И лишь со временем стало ясно, что он замахнулся никак не меньше чем на престол самого верховного короля.
Он был дерзок, методичен и терпелив. В один год он выступил против ближайшего королевства Осрайге, на другой захватил крупную флотилию в Коннахте, а через десять лет после того, как занял трон Манстера, даже добрался до центральных земель острова и разбил лагерь у священного Уснеха. Он не спешил, но его послание О’Нейлу было предельно ясным: тот должен был либо сокрушить Бриана Бору, либо дать ему то признание, которого требовал мятежник. И два года назад верховный король встретился с ним.
К счастью для Бриана, а возможно, и для Ирландии, верховный король О’Нейл повел себя как подобает благородному мужу и государственному деятелю. Выбор был очевиден, хотя и нелегок: либо начать войну с дерзким манстерцем и тем самым навлечь множество бед, либо смирить свою гордость и начать переговоры, если это можно сделать с честью. Верховный король выбрал второй путь. И, вернув древнее деление острова на две половины: северную – Лет-Куйнн и южную – Лет-Мога, – заявил:
– Давай править вместе: ты на юге, а я на севере.
– Тогда мне достанется не только Манстер, но и Ленстер, а у тебя будут Коннахт и Ульстер, – торжественно согласился Бриан. – А это значит, – напомнил он потом своим сторонникам, – что я буду управлять всеми главными портами, включая Дифлин.
Так, обойдясь без нанесения еще одного удара, он разом завоевал все богатейшие призы Ирландии.
Или ему так казалось.
В поместье Харольда Моран пробыл два дня. Он прилагал все усилия, но ни он, ни его жена так не смогли убедить Астрид уехать с ними. Она согласилась лишь закопать часть ценных вещей.
– Надо что-то оставить для них, – мрачно посоветовал ей Моран, – если не хочешь, чтобы эти молодчики из Манстера сожгли дом.
Моран не терял надежды, что Харольд вот-вот вернется, но больше оставаться здесь не мог, и когда время уже поджимало, он в последний раз стал умолять Астрид хотя бы укрыться в каком-нибудь святом месте.
– Тут неподалеку Свордс, – сказала Астрид, имея в виду красивый маленький монастырь с крепкими стенами и высокой круглой башней, который мог дать им убежище. – Но мы не христиане. Есть еще Дифлин. И Харольд туда вернется. Мы переберемся туда.
