Осгар с нежностью взглянул на нее:
– Обещаю.
Он все понял без слов. Какой бы самоуверенной она ни была, она все же хранила девичью гордость и не могла сказать большего. Лишь скромно намекнула. Следующий шаг должен был сделать он.
И вот теперь пришел ее отец и смотрел на него выжидательно.
– Мы будем подыскивать ей мужа, – повторил он.
– А-а… – пробормотал Осгар и снова замолчал.
– Я давно мог найти его, – подчеркнул ее отец, не дождавшись ничего другого. – От женихов отбоя бы не было. – (Это была чистая правда.) – Но что-то мне подсказывало, что она ждет тебя. – Он умолк и ободряюще взглянул на Осгара.
– Мы с ней постоянно женились с самого раннего детства, – улыбнулся Осгар.
– Вот именно. Тем более, – сказал отец Килинн, ожидая, что Осгар наконец произнесет самое главное, но юноша молчал, и тогда он терпеливо продолжил: – Молодым людям часто бывает трудно решиться, когда дело доходит до женитьбы. Они боятся. Считают брак ловушкой. Понять их легко. Но ведь есть и приятные стороны. А уж с Килинн… – Он замолчал, позволяя Осгару самому вообразить все радости брака с его дочерью.
– О да, – кивнул Осгар.
– Но если они упускают время, – тут отец Килинн строго посмотрел на Осгара, – они могут потерять любимую девушку, и она достанется кому-то другому.
Отдать Килинн другому? Какая ужасная мысль.
– Я приду поговорить с Килинн, – пообещал Осгар. – Очень скоро.
Когда отец девушки ушел, он спросил себя: «Почему я сомневаюсь? Разве не этого я всегда хотел?» Что могло быть прекраснее, чем прожить всю жизнь вместе с Килинн в маленьком семейном монастыре и наслаждаться всеми прелестями духовных исканий и плотских удовольствий? О большем и мечтать нельзя.
Так чего же ему не хватало? Что останавливало его? Этого Осгар не понимал. Он лишь знал, что в последние месяцы испытывал странное беспокойство. С того самого памятного случая.
Произошло это в конце года. Осгар возвращался верхом через Долину Птичьих Стай из маленького молельного дома, куда отвозил письмо от своего дяди. День был погожий, и один из сыновей дяди вызвался сопровождать его вместе со своим рабом. В этой части Фингала находилось несколько подворий викингов, окруженных большими открытыми полями. Всадники как раз пересекли одно поле и въехали в небольшую рощицу, когда внезапно на дорогу прямо перед ними выскочило с полдюжины мужчин.
Времени на раздумья не оставалось. Грабители в этих краях промышляли нередко, и путники обычно брали с собой оружие. У кузена Осгара был с собой меч, а у самого Осгара только охотничий нож. Разбойники надеялись отобрать у них ценности или же просто могли отнять лошадей. Собирались они убить их или только ограбить, Осгар не знал, а дожидаться развязки как-то не хотелось. Он увидел, как кузен ударил мечом одного за другим двух грабителей, ранив их. Еще двое подбирались к самому Осгару. Раба уже стащили с лошади на землю, и один из головорезов стоял над ним с дубиной. А когда он замахнулся…
Осгар так и не понял, что тогда произошло. Его как будто подбросило в воздух. Охотничий нож сам выскочил из ножен и оказался в руке. Он бросился на мужчину с дубинкой, оба упали на землю, отчаянно боролись, и когда его нож вонзился в грудь разбойника, тот закашлялся кровью. Остальные грабители тем временем решили не испытывать судьбу и уже убегали со всех ног. Осгар повернулся к раненому. Лицо разбойника посерело, потом он задрожал, дернулся всем телом и затих. Он был мертв. Широко раскрыв глаза, Осгар смотрел на него.
Они повернули назад к подворью викингов, мимо которого недавно проезжали, и хозяин, высокий рыжий здоровяк, сразу позвал своих людей, чтобы отправиться в погоню за разбойниками.
– Жаль, моего сына Харольда здесь нет, – сказал он, и Осгар догадался, что это тот самый норвежец, которого он несколько лет назад видел возле Тингмаунта.
Когда Осгар объяснил ему, кто он, викинг пришел в восторг.
– Для меня честь встретиться с одним из Уи Фергуса, – сказал он радостно. – Ты сегодня постарался на славу. Можешь гордиться собой.
К вечеру они наконец добрались до монастыря и рассказали, что произошло. Дядя очень обрадовался, что все обошлось благополучно, и тоже похвалил его. К утру история уже разлетелась по Дифлину, и когда Осгар встретился с Килинн, она сжала его руку.
– Наш герой! – с горделивой улыбкой сказала она.
Вот только была одна загвоздка. Он совершенно не чувствовал себя героем. Да и вообще никогда в жизни не чувствовал себя хуже. И хотя проходил день за днем, лучше ему не становилось.
Он убил человека. Никакого преступления он не совершал – просто сделал то, что должен был сделать. Но отчего-то лицо того мертвеца с его застывшим взглядом преследовало Осгара. Оно являлось ему во сне и даже наяву – бледное, ужасное и удивительно настойчивое. Он надеялся, что пройдет время и видение исчезнет, но оно не исчезало, а вскоре ему начало мерещиться еще и гниющее тело. Но хуже всего были даже не эти миражи, а неотвязные мысли, которые никак не выходили из головы.
Отвращение. Как бы ни было это нелепо, но Осгар испытывал ужас и отвращение, как если бы намеренно совершил убийство. Никогда больше он не хотел бы повторить такое и даже поклялся себе в этом. Но разве можно быть уверенным, что сдержишь подобную клятву, если мир так жесток? Он вдруг испугался.
Ведь он был на волосок от смерти. А если бы он умер? Какой была его жизнь? Несколько бессмысленно прожитых лет, оборванных глупой стычкой? Ведь это едва не случилось тогда и вполне могло произойти завтра. Впервые Осгар был сокрушен страшным, неотвратимым ощущением собственной смертности. Нет, его жизнь, конечно же, должна иметь какую-то цель, он просто обязан послужить какому-то делу. Он подумал о том, почему с такой страстью изучал созданные природой формы, почему так любил разглядывать волшебные рисунки в святой книге, и внезапно его однообразная жизнь в Дифлине показалась ему пустой и никчемной, как будто в ней не было чего-то самого главного. Он жаждал чего-то большего, вечного, не подвластного смерти. Пока он еще не знал, что это, но чувство неуверенности продолжало разрастаться в нем, словно некий голос внутри него нашептывал: «Это не твоя настоящая жизнь. Не твоя судьба. Не твое предназначение». Он слышал этот голос снова и снова, но как поступить, не знал.
И вот теперь, казалось, все наконец могло встать на свои места благодаря Килинн. Он чувствовал, что от его решения зависит все. Если он сейчас женится, они с Килинн поселятся в Дифлине, обзаведутся детьми, и так пройдет вся его жизнь. Достойная, благородная, полная семейного счастья. Он ведь всегда этого хотел. Разве не так?
Через неделю после его разговора с отцом Килинн мимо их маленького монастыря проходили два монаха. Они пробыли в Дифлине несколько дней, а теперь возвращались на юг, в Глендалох.
Один раз Осгару довелось побывать в том большом монастыре у озера в горах Уиклоу. Настоятель Глендалоха имел право наезжать в их собственный монастырь с инспекцией, и когда Осгару было восемь лет, дядя, собравшись туда, однажды взял его с собой. Всю дорогу, пока они ехали до Глендалоха, лил дождь, он скучал и, наверное, из-за этих унылых воспоминаний позже никогда не испытывал желания вернуться туда снова. Но теперь, когда он принимал самое важное в своей жизни решение, ему вдруг очень захотелось сменить обстановку, куда-нибудь уехать, и он спросил у монахов разрешения отправиться с ними. Те охотно согласились, и, пообещав дяде вернуться через пару дней, Осгар присоединился к монахам.