Ведь если Англия так и не сумела установить свои порядки на всем острове, это отражалось и на Церкви. Поскольку того хотел сам папа, король Англии был покровителем Ирландской церкви, и ирландские епископы обязаны были выражать ему свою преданность, как это положено в отношении феодального монарха. И если английский король постоянно настаивал на том, что во всей Ирландии епископами должны быть англичане, то папа, даже если иной раз сомневался в этом, все же, как правило, соглашался с ним. Однако на деле это английское господство могло осуществляться лишь на территориях, находившихся под королевским контролем. А большинство священников на севере и западе были ирландцами, и именно они читали проповеди ирландскому населению. Фактически этот раскол был настолько велик, что английский архиепископ собора Святого Патрика, под чьей властью находились Ульстер и Арма, в Арме даже не появлялся, потому что там его никто не ждал; он жил в англоязычном районе ближе к югу. Вот почему в том, что великий посох святого покровителя Ирландии оказался в самом сердце управляемого англичанами Дублина, крылась некая ирония.
Посох был великолепен. Он лежал в большом золотом футляре, украшенном драгоценными камнями. Том знал, что святой Патрик получил его из рук самого Христа, и потому о нем часто говорили как о посохе Иисуса – Бачал Изу. И Том смотрел на него с благоговением.
– Это посох героя…
Том и не заметил, как к нему подошел священник. Это был красивый молодой человек с открытым, немного простоватым лицом, он обратился к Тому на местном диалекте английского, и это свидетельствовало о том, что священник лишь недавно приехал в Ирландию.
– Да, действительно, – вежливо согласился Том.
– Ничто не могло его испугать, – продолжил священник. – Ни верховный король. Ни друиды. Он был бесстрашен.
За века, прошедшие со времени зарождения Ирландской церкви, легенды о ее вождях продолжали множиться. Как и любой другой, Том знал их все и верил им. Он знал, как святой Патрик выступил против верховного короля и бросил вызов его друидам, подобно пророку из Ветхого Завета, предложив проверить, чей бог сумеет зажечь неугасимый огонь; знал, как святой Патрик творил множество чудес и даже изгнал с острова змей – эта легенда, наверное, могла оказаться для самого́ святого настоящим сюрпризом.
– Да, – согласился Том. – Он был бесстрашен.
– Потому что он верил в Бога, – сказал молодой священник, и Том склонил голову в знак согласия. Однако священник еще не закончил свои рассуждения. Он поощрительно улыбнулся Тому и продолжил: – Это просто замечательно, и для меня, и для вас, что теперь и гробница Стронгбоу, и посох святого Патрика находятся в этом соборе, – заметил он.
– В самом деле, – снова согласился Том, а потом с некоторым любопытством спросил: – Но почему же?
– Они оба были англичанами! – с победоносным видом заявил молодой священник. – Мы именно такие, – добавил он. – Сильные духом.
И, провозгласив эту великую истину, он дружески кивнул Тому и пошел дальше своей дорогой.
Том Тайди достаточно хорошо знал историю, чтобы увидеть забавную сторону такого утверждения. Да, святой Патрик был британцем, без сомнения, но можно ли было называть его англичанином? Что до Стронгбоу, то думал ли он о видном англо-нормандском аристократе как об англичанине вроде него самого или этого простодушного священника? Едва ли. Но кое-что сказанное молодым каноником было уже не так забавно. «Сильные духом». Да, Стронгбоу и святой Патрик, каждый на свой лад, безусловно, были именно такими людьми. Том посмотрел на сияющий Бачал Изу. А как же он сам? Насколько силен его собственный дух? После того как он позорно сбежал из Долки в Дублин, навязался в гости к семье, которую едва знал, и все из-за какой-то призрачной угрозы, которая могла оказаться вымыслом, вряд ли он мог сказать о себе такое. Том грустно покачал головой. Да, сегодня он никак не мог гордиться собой и даже начал думать, что поступок его достоин презрения.
Спустя полчаса, к удивлению дублинских Макгоуэнов, их гость, вернувшись домой, вдруг заявил, что решил не оставаться у них. Во второй половине дня его фургончик уже катил обратно через Харольд-Кросс. А когда до темноты оставалось всего несколько часов, Майкл Макгоуэн с ужасом увидел, как Том Тайди выезжает на их улицу, и, подбежав к нему, все понял по его счастливому лицу.
– Я передумал! – радостно объяснил Том. – Я остаюсь здесь.
– Но это невозможно! – воскликнул Макгоуэн, однако Том уже проехал мимо.
В тот же вечер, когда спустились сумерки, Майкл Макгоуэн сделал все, что было в его силах, чтобы убедить друга уехать снова.
– Что за необходимость напрасно подвергать себя опасности? – допытывался он.
Но так ничего и не добился. Том был несгибаем. Расстроенный Макгоуэн провел бессонную ночь. Еще до рассвета он вышел во двор, оседлал лошадь и поскакал прочь из Долки. И всю дорогу, пробираясь сквозь серый предутренний сумрак, он снова и снова вспоминал тот разговор.
– Он должен уехать, Макгоуэн. А иначе…
– Я понимаю, – ответил он тогда, – но я не собираюсь его убивать, вы это знаете.
– Тебя об этом и не просят, а вот О’Бирны могли бы, – спокойно произнес голос его собеседника. – Заставь его уехать.
Они вошли в Каррикмайнс ночью. Все было продумано до мелочей. Солдаты подходили к замку не группами, а по одиночке; лошадей они вели в поводу, заранее обмотав им копыта тряпками, так что в кромешной темноте их было не только не видно, но и не слышно. Даже звезды пришли им на помощь, скрывшись за покровом туч. Так, посреди глухой ночи, эскадрон из Долки, люди Харольда и все остальные – всего около шестидесяти конных и столько же пехотинцев – вошли в ворота Каррикмайнса и исчезли внутри, как призрачные воины в волшебном холме.
Когда занялся рассвет, Каррикмайнс выглядел так же, как и накануне. Ворота были заперты, но в этом никто не заподозрил бы ничего необычного. Лошади, привязанные внутри, иногда издавали небольшой шум, однако толстые каменные стены не пропускали звуки наружу. В середине утра на стене появился Уолш со своим соколом. Он выпустил птицу в небо, и та полетала немного, прежде чем вернуться. Это было единственное событие, оживившее то ничем не приметное утро в замке Каррикмайнс.
После полудня Уолш снова поднялся на стену и, внимательно оглядевшись вокруг, заметил ту самую девочку – она пряталась среди камней, чуть южнее замка. А поскольку вчера ее здесь не было, рассудил он, она не могла знать, что в Каррикмайнсе теперь полным-полно солдат. Вскоре он спустился вниз. Чтобы все выглядело как обычно, он открыл ворота и выпустил из замка повозку, которой управлял один из его людей. Возница направил повозку к ближайшей ферме и позже вернулся с провизией. Тем временем ворота намеренно оставались полуоткрытыми, и двое детей Уолша вышли наружу, чтобы порезвиться. Они играли в хёрлинг, пока не вернулась повозка, и запрыгнули в нее, когда она въезжала в ворота. После этого ворота еще какое-то время оставались открытыми. Уолш знал: темноволосая девочка наблюдает за ними, потому что, когда он поднялся на стену после возвращения детей, видел, как она затаилась уже в другом наблюдательном пункте, теперь немного выше по склону.
