Во время этого недолгого разговора, который ей показался довольно бессмысленным, Уну заинтересовала только одна фраза, оброненная Питером.
– Хотелось бы знать, что будет с домом моего отца, – шепнула она на ухо Фионнуле.
– Валлиец! – крикнула Фионнула. – Это Уна Макгоуэн, ты сейчас живешь в ее доме. Она хочет знать, что будет с ним дальше.
– Вообще-то, так получилось, что я действительно это знаю, – ответил Питер. – Сюда приезжают торговцы из Бристоля, и этот дом, как и многие другие, передан одному из них. Я даже знаком с этим человеком. Его зовут Дойл.
Уна думала, что Фионнула уйдет вслед за Питером, но, к ее удивлению, девушка не торопилась уходить. Через полчаса встревоженная Уна отправилась ее искать и нашла в каморке в дальнем конце мужской палаты, в той самой, где она встречалась со священником. Фионнула стояла на коленях и тихо плакала. Желая ее утешить, Уна села на пол рядом с ней.
– Могло быть и хуже, Фионнула, – напомнила она подруге. – Твоя семья все равно осталась богаче многих. Уверена, твой брат однажды станет епископом. Да и женихов у тебя еще будет полным-полно.
Но все утешения были напрасны. Плечи Фионнулы продолжали вздрагивать.
– Сначала Брендан, – пробормотала она сквозь слезы. – Потом мой Валлиец. Все меня бросают.
Хотя это и казалось немного некстати, но Уне так хотелось успокоить подругу, что она возьми и скажи:
– Может, тебе снова повидаться с тем священником?
Однако после этих слов Фионнула расплакалась еще сильнее. Наконец она подняла голову и повернула к подруге лицо, залитое слезами:
– Уна, ты не понимаешь, глупая ты малышка. Ты ничего не понимаешь. Я беременна!
– Беременна? Бога ради, Фионнула, кто это сделал?
– Рори О’Бирн, Уна. Помоги мне Господь… Это Рори.
На этом корабле собралось много разного народа: гончары, плотники, шорники, каменщики и мелкие торговцы. Многих Дойл сам привез из Бристоля. Корабль, разумеется, тоже принадлежал ему. Апрельский день был ветреным, но ясным, когда корабль пересек зеленоватое море.
Темные глаза Дойла смотрели, как деревянная пристань Дублина становится все ближе и ближе.
– Ты готов? – спросил Дойл, даже не оборачиваясь.
– Как всегда, – ответил мужчина помоложе, стоявший за его спиной.
Когда шесть лет назад он впервые пришел в дом к Дойлу, то был совсем мальчишкой, а теперь носил короткую бородку клинышком, а лицо его обветрилось от долгих морских путешествий.
– Ты готов расплатиться за свое преступление?
– Придется. Ты не оставил мне выбора. – Мужчина мрачно улыбнулся. – Но после этого ты меня не удержишь.
– Не забывай, что пока ты еще у меня на службе.
– Верно. Но в Дублине мне обязательно повезет, и я от тебя избавлюсь.
Дойл промолчал. Кто знает, думал его собеседник, что на уме у этого хитреца. Бристольскому купцу и правда было о чем поразмышлять. Хотя он и вел торговые дела с Дублином, сам не бывал здесь уже много лет. Теперь, с учетом новых возможностей, открытых только что отбывшим в Англию королем Генрихом, он был вынужден переехать туда, хотя и не особо к этому стремился. Молодой человек, который стоял сейчас за его спиной, должен был гордиться, что именно ему Дойл собирался поручить вести дела в Дублине. Когда этот юноша впервые появился в его доме, то был жалким, ни на что не годным тюфяком. Но за шесть лет Дойл не только воспитал в нем мужчину, но и сделал из него дельного купца. И если бы торговля в Дублине пошла в гору, когда-нибудь и внуки Дойла могли бы перебраться сюда и продолжить семейное дело. Но до этого еще далеко. А пока, прежде чем передать бразды правления молодому человеку, Дойл должен был сам хорошенько во всем разобраться, получше узнать этот город и понять, какую выгоду здесь можно извлечь. Многие из его знакомых купцов недавно переехали сюда, по крайней мере на время, но доверять он мог лишь единицам из них. И конечно же, здесь жил тот добрейший человек, с которым Дойл познакомился много лет назад, когда последний раз приезжал сюда. Айлред Палмер. Именно его Дойл собирался навестить в первую очередь.
Когда Уна увидела его, то почувствовала, как сжалось сердце.
Даже услышав, кто в тот день придет в гости к Палмеру, она все еще не решалась поговорить с ним. Она так переживала, что до сих пор не попросила его о помощи, которую он теперь вряд ли мог ей оказать, что даже ни слова не сказала ему о возвращении отца. Но понимая, что Палмер все равно в свое время обо всем узнает и очень удивится ее молчанию, она наконец набралась храбрости и подошла к нему.
– Значит, этот бристольский купец, который хочет со мной встретиться, получил дом твоего отца? А ты говоришь, отец скоро возвращается… – Айлред задумался. – Конечно, я расскажу ему о твоем положении. Но как он поступит, никто не знает. – Палмер вздохнул. – Раньше мне никогда не приходилось никого умолять, Уна. Видимо, пришло время научиться.
Девушке всем сердцем стало жаль этого славного человека.
Когда их гость вошел в больничные ворота и вслед за Палмером и его женой скрылся в небольшой пристройке позади здания, Уна поняла, что все ее надежды рухнули. Одного взгляда на этого высокого, сурового человека с темными пугающими глазами было достаточно, чтобы понять: доброты от него можно не ждать. Такие люди всегда получают то, что хотят, даже если для этого им придется идти по головам. Он ни за что не проявит милосердия, и отцу Уны придется умереть на пороге собственного дома, а ее мать станет побираться на улице, по крайней мере до тех пор, пока Палмер не приютит ее.
Но что делать ей, когда Дойл откажет Палмеру в его просьбе? Весь вечер, пока купец из Бристоля ужинал с Айлредом и его женой, этот вопрос не оставлял Уну. Несмотря на безнадежность ее положения, сдаваться она не собиралась. Если будет нужно, решила Уна, она сама пойдет к этому человеку и будет умолять его. Ничего другого ей не оставалось.
Уна попыталась это представить. Простая мольба о милосердии явно стала бы напрасной тратой времени. Но что она могла предложить ему? Работать на него бесплатно, как его служанка? Вряд ли этого будет достаточно, чтобы вернуть дом. Продать себя в рабство? Пожалуй, и это не лучше. Что же еще?
Ее тело. Ничего другого она придумать не могла. Что, если стать его служанкой и вдобавок отдаться ему? Ей казалось, что человек вроде Дойла вполне мог принять такие условия. Но даже если он сочтет ее привлекательной, как ей самой пересилить себя? Только представив себе его неприятное смуглое лицо, она содрогнулась. Отдаться, как какая-нибудь шлюха, такому человеку… Сможет ли она заставить себя сделать это? Наверное, для таких девушек, как Фионнула, думала она, это не так уж трудно. Ей даже на секунду захотелось стать похожей на них. Но она слишком хорошо знала, что сделана из другого теста и изменить себя никогда не сможет. А потом она подумала о своем несчастном и таком хрупком отце и, закусив губы, сказала себе: «Да, если понадобится, я сделаю это ради него».
