Так и есть, подумал Гилпатрик. Даже сейчас, после трех веков жизни бок о бок, ирландцы по-прежнему смотрели на гавани викингов, при всей их значимости для процветания Ирландии, как на нечто обособленное. И для древних кланов, и для верховного короля О’Коннора, который был родом из Коннахта, вряд ли имело значение, кто именно владеет портами. Главное, чтобы они не посягали на плодородные земли вдали от прибрежных границ Ирландии.
И король О’Коннор это понимал. Так что в его предложении крылось и некое коварство. Да, он готов был сдать Дублин, но при этом хотел быть уверенным, что Стронгбоу сократит свою армию. Поэтому он должен был отказать им в том единственном, что заставляло их остаться: в земле. В феодальных наделах за военную службу. Они ведь явились сюда именно ради этого – от бедного юноши Питера Фицдэвида до самого Стронгбоу. А предложение верховного короля лишало их этого.
– Будем надеяться, что Стронгбоу согласится, – сказал архиепископ.
Но Гилпатрика одолевали сомнения.
На следующий день, до того как был получен ответ, он встретил на Фиш-Шэмблс Питера Фицдэвида. Они тепло поздоровались, но при этом оба чувствовали некоторую неловкость. Осада продолжалась, и навещать родителей по другую сторону городских стен теперь было бы неразумно. Кроме того, поскольку отец Гилпатрика был, разумеется, на стороне верховного короля, он вряд ли захотел бы снова встретиться с Питером. Тем не менее молодые люди вежливо поболтали, пока Питер наконец не спросил небрежным тоном:
– А как насчет ваших планов с обручением твоей сестры?
Гилпатрик нахмурился. Почему вопрос Питера прозвучал так неискренне? Неужели его молодой друг питает какие-то надежды? Но ведь он сам несколько лет назад подумывал о том, чтобы их познакомить. Однако теперь перспективы Питера вовсе не выглядели такими уж блестящими. Вряд ли они стали бы хорошей парой. Гилпатрик мысленно улыбнулся. Если уж на то пошло, то отдать за Фицдэвида его темпераментную сестрицу было бы не слишком гуманно по отношению к юному Фицдэвиду.
– Об этом тебе лучше спросить моих родителей, – коротко ответил он и ушел.
Уне пришлось признать, что Фионнула действительно изменилась. Пусть она и не могла приходить каждый день, но, когда приходила, работала усердно и не жаловалась. Больные на нее не нарадовались. Айлред был доволен и не упустил случая сказать отцу девушки, как преобразилась его дочь. Иногда она оставалась в больнице на ночь, иногда ей приходилось уйти днем. Но она всегда заранее предупреждала об этом Уну.
Английские солдаты больницу не беспокоили. Их караульный пост находился довольно близко, но там Фионнулу уже знали и всегда пропускали беспрепятственно. Как-то раз они с Уной даже прогулялись по мосту и, обменявшись парой слов с английскими солдатами на дальнем берегу, спокойно вернулись обратно.
И все же к третьей неделе осада начала ощущаться. Не только городские стены были взяты в сплошное кольцо – ульстерские отряды, стоящие в Клонтарфе, разворачивали все корабли, которые пытались войти в устье Лиффи. По сухопутным дорогам припасы в город тоже не поступали, а склады тем временем медленно пустели. Новостей так и не было.
Прошло много месяцев, прежде чем Уна наконец получила весточку от отца. В больницу пришел какой-то моряк и рассказал ей, что у Макгоуэна все хорошо, семья живет в Руане, все здоровы, сам он нанялся в поденщики к одному ювелиру, но жизнь там трудная, и если с Палмером она в безопасности, то лучше ей остаться здесь. А еще отец просил моряка узнать у дочери, нашла ли она их собаку, которая пропала перед их отъездом.
Собаку. Уна сообразила, что отец говорил о железном ящичке. Именно этого вопроса она и боялась. После того ужасного дня в их доме ни дня не проходило, чтобы она не думала, как рассказать об этом несчастье отцу. Она просто представить не могла, что будет с ним, когда он узнает правду. Но Палмер был тверд.
– Ты должна ему сказать, Уна. Хуже будет, если он узнает об этом, когда приедет. Для него это станет гораздо большим потрясением.
И Уна передала отцу: «Собака потерялась».
С тех пор она о нем ничего не слышала. И даже не знала, жив ли он.
Несмотря на их прощальный поцелуй, Питер не слишком надеялся увидеть Фионнулу снова. Но два дня спустя после того дня в дом заглянул солдат и сказал, что у ворот стоит какая-то юная леди и у нее сообщение для него от одного священника. Увидев Фионнулу, Питер и в самом деле решил, что ее прислал Гилпатрик. Питер вежливо и дружелюбно поздоровался с ней, и когда Фионнула спросила, может ли он проводить ее до церкви Христа, так же вежливо согласился. Когда они дошли до Фиш-Шэмблс, Фионнула повернулась к нему и, к его огромному удивлению, сказала с очаровательной улыбкой:
– Вообще-то, у меня нет никаких сообщений от Гилпатрика.
– Нет?
– Я просто подумала, – безмятежно продолжила девушка, – что могла бы зайти к тебе снова, если бы там не было так много народа.
– Ох…
Фионнула остановилась возле какого-то лотка, осмотрела фрукты, проверяя, свежие ли они, потом зашагала дальше.
– Тебе бы того хотелось?
Ее намерения были очевидны. Если только она не затеяла с ним какую-то хитрую игру, в чем Питер сомневался, то она назначала ему свидание.
– Я был бы очень рад, – услышал он собственный голос.
– Я могла бы прийти завтра. Может, во второй половине дня?
Он знал, что завтра в это время солдаты должны быть на дежурстве. Дома мог оказаться его сосед-рыцарь, но Питер решил, что договорится с ним без особого труда.
– Завтра было бы в самый раз, – ответил он.
– Хорошо. А теперь я должна идти домой.
На следующий день, в ожидании девушки, Питер изводил себя тревожными вопросами. Нет, он не думал, что Фионнулу намеренно подослали к нему. Едва ли ее отец или брат позволили бы ей потерять девственность, какова бы ни была этому цена. Другое дело, если за ее невинной внешностью скрывалась совсем иная сущность. Как знать, может, она уже переспала с половиной Дублина?
Меняло ли это что-то? Он задумался. Да, меняло. Он был здоровым молодым парнем, со всеми нормальными потребностями, свойственными его возрасту, но он был также и весьма брезглив. Он не хотел, чтобы его соблазняла городская шлюха. Да она вообще могла быть заразной! Венерические болезни существовали во всей Европе, особенно в портовых городах. Говорили даже, что их стало больше с начала Крестовых походов. Питер, правда, никогда не слышал, чтобы кто-то болел этой дрянью в Ирландии, но чем черт не шутит.
Потом он сказал себе, что всё это лишь глупые страхи. Фионнула была самой обычной девушкой, которой просто довелось родиться в семье священника. Правда, это обстоятельство уже таило в себе некую опасность, но Питер старался об этом не думать. Так промучившись весь день и все еще пребывая в сомнениях, к приходу девушки он был довольно взвинчен.
Фионнула немного опоздала, была бледна и, как ему показалось, тоже взволнована. Она спросила, есть ли кто-нибудь в доме, и когда Питер ответил, что нет, как будто обрадовалась, но была слегка смущена, словно не знала, что делать дальше. К ее приходу Питер приготовил теплый мед и овсяные лепешки. Он предложил ей попробовать их, и девушка, благодарно кивнув, села рядом с ним на скамью возле печки. Поев, она выпила немного меда. Питер подлил ей еще. И только когда она отпила во второй раз, ее щеки чуть порозовели. Неожиданно она повернулась к нему и резко спросила:
