– Тебе еще повезло, – строго сказала она сыну, – что он уступил.
И все же, когда три дня спустя старый Конн ждал в гости своего сына с другом, он был не в самом лучшем расположении духа. Возможно, в том отчасти была виновата погода, которая в последние два дня стала удивительно неустойчивой. Но на самом деле причины его мрачного настроения лежали гораздо глубже.
Одно дело английские наемники на жалованье Диармайта, и совсем другое – сам Стронгбоу с его армией, претендующий на власть над ирландской землей.
– Вряд ли Стронгбоу будет хуже, чем этот негодяй Диармайт, – сказал Конну накануне один из его друзей.
Но вождь Уи Фергуса так не думал.
– В Ирландии такого не случалось с тех пор, как сюда заявились первые остмены, – проворчал он. – Если верховный король не сможет их остановить, это будет настоящее английское вторжение.
– Но ведь даже остмены дальше гаваней никогда не уходили, – напомнил ему друг.
– Англичане совсем другие, – возразил Конн.
И вот теперь его сын Гилпатрик, с которым он совсем недавно снова начал разговаривать, решил привести в его дом этого молодого солдата из армии Стронгбоу. Ирландская учтивость и законы гостеприимства требовали принять чужака по всем правилам, но Конн очень надеялся, что этот визит не затянется надолго.
Ко всему прочему, жена, как назло, выбрала именно этот день, чтобы поговорить с ним на тему, которую он не желал обсуждать.
– Ты так ничего и не сделал, – совершенно справедливо заметила она. – Хотя три последних года только и твердишь, что сделаешь.
Со стороны высокий поджарый священник и его маленькая пухленькая жена производили забавное впечатление, но они были бесконечно преданы друг другу. Не то чтобы мать Гилпатрика винила своего мужа за то, что он так долго тянет с выполнением отцовского долга. Она прекрасно понимала, чего он боится. Да и кто бы не боялся, когда речь шла о Фионнуле?
– Если мы не выдадим ее замуж в самое ближайшее время, разговоров не оберешься. Или она что-нибудь выкинет, – добавила его жена.
А ведь казалось бы – чего проще. Разве девушка не была хороша собой? Разве не была она дочерью вождя Уи Фергуса? Разве ее отец не мог дать за ней хорошего приданого? Да и дурной славы за ней не водилось. Во всяком случае, пока.
Правда, это был лишь вопрос времени, как считала ее мать. Когда Фионнула вернулась домой от Палмеров, Конн отметил, что характер дочери стал более покладистым, однако его наблюдательная жена была не столь легковерна. Она старалась не ссориться с дочерью и загружать ее делами, но через несколько недель их отношения вновь стали натянутыми. Фионнулу одолевали приступы раздражения и скуки. Несколько раз она убегала из дому и пропадала где-то по целым дням. Родители предложили ей вернуться к Палмеру, но она отказалась, а когда они как-то раз встретили в городе Уну, им стало ясно, что отношения между девушками весьма охладились.
– Лучше уж поскорее отдать ее замуж, – заявила мать Фионнулы.
Разумеется, Конн и сам думал об этом. Фионнуле исполнилось шестнадцать. И уже за несколько лет до этого ее отец подыскивал ей жениха. Но если раньше он не слишком спешил с этим, то теперь, как догадывалась его жена, он начал беспокоиться. Никто не знал, как Фионнула воспримет того, кого бы нашли для нее родители.
– Она уж точно сумеет отшить парня, если захочет, – хмуро заметил ее отец. – Один Бог ведает, кого она оскорбит.
Вопрос приданого тоже был не из последних. Переговоры с будущим мужем всегда проходили в тревоге. А если пойдет слух о неуживчивости Фионнулы, то и двухсот коров будет мало, с горечью сказал ее отец. Вот почему, боясь, что это сватовство не только станет для него позором, но и внушительно ударит по кошельку, он каждый месяц втайне от жены просто откладывал поиски жениха до следующего раза.
– Так или иначе, – вкрадчиво сказала ему жена в тот день, – у меня, кажется, есть на примете подходящий человек.
– Да что ты?
– Я разговаривала с моей сестрой. Это один из О’Бирнов.
– О’Бирн?
Новость прозвучала многообещающе. Сестра его жены, породнившись с этой семьей, сделала отличную партию. Потому что О’Бирны, как и О’Тулы, были одной из самых блестящих семей королевской крови в Северном Ленстере.
– Но это же не Рори О’Бирн?
– Нет.
Даже в огромном клане О’Бирнов не обошлось без червоточинки. Вообще, Рори принадлежал к старшей ветви семьи, но, несмотря на молодость, уже успел заработать весьма сомнительную репутацию.
– Я говорю о Брендане, – добавила она.
Это было совсем другое дело. Хотя Брендан был лишь младшим членом благородного клана, священник слышал о нем только хорошее. А для его дочери, в ее нынешнем состоянии, выйти за любого из О’Бирнов, кроме, разумеется, Рори, было бы настоящим благословением.
– Они уже познакомились? – спросил Конн.
– Он один раз видел ее на рынке. И расспрашивал о ней мою сестру.
– Пусть приходит к нам, – решил священник. – Когда пожелает.
Возможно, он сказал бы еще что-нибудь, но тут появился один из рабов и сообщил, что прибыл Гилпатрик.
Конечно, Гилпатрик обрадовался, увидев на пороге своего старого друга Питера.
– Ты ведь приглашал меня к себе, если я вдруг окажусь в Дублине, – с улыбкой сказал Фицдэвид.
– Приглашал. Точно, – ответил Гилпатрик. – Для дорогого друга – ворота настежь.
Это было не совсем правдой. Слишком многое изменилось со дня их встречи. Даже у церковников, теснее других связанных с англичанами, после убийства Бекета резко испортилось отношение к английскому королю. Отец Гилпатрика никогда не упускал возможности напомнить сыну:
– Твой английский король, как я погляжу, все такой же друг Церкви?
А уж тревожная новость о появлении Стронгбоу с его армией и вовсе вызвала переполох у многих епископов. Гилпатрик сопровождал архиепископа О’Тула на совет, который проходил на севере, где пожилой архиепископ Армы заявил:
– Эти англичане – проклятие, посланное на нас Богом в наказание за наши грехи.
Собравшиеся там церковники даже одобрили предложение освободить всех английских рабов в Ирландии.
– Возможно, то, что мы держим этих англичан в неволе, и оскорбило Господа, – предположили некоторые.
Гилпатрик, правда, не заметил, чтобы всех рабов тут же освободили, но мысль о том, что англичане – это кара Господня, в головах людей засела прочно. Тем не менее было бы странно не приветствовать старого друга, поэтому Гилпатрик встретил его тепло.
– Ты совсем не изменился! – воскликнул он.
Это тоже было неправдой. И теперь, когда они шли к дому его родителей, Гилпатрик, поглядывая на Питера Фицдэвида, думал о том, что хотя прежние наивные надежды и остались еще на его юношеском лице, появилось в нем что-то такое, чего раньше не было. Какая-то тревога. Оказалось, что за три года службы он не получил вообще ничего – даже одной-единственной коровы.
