– Ну, давай прощаться.
Его друг пожелал ему удачи. Солдаты разбивали лагерь, а он отправлялся дальше. За время путешествия они очень подружились, и Питер был очень благодарен молодому отцу Гилпатрику. Священник был всего на пять лет старше Питера, но знал намного больше. Последние три года он провел в знаменитом английском монастыре Гластонбери, к югу от Бристоля, а теперь возвращался домой, в Дублин, где отец приготовил ему место при архиепископе. На корабль, шедший в Уэксфорд, он сел потому, что хотел сначала подняться вверх по побережью в Глендалох и некоторое время провести в этом святом месте, а уж потом отправиться в Дублин.
Видя, что Питер молод и скорее всего одинок, добрый священник провел много времени в беседах с ним, все узнал об этом юноше, а в ответ рассказал ему о своей семье, об Ирландии и местных обычаях.
Его знания поражали. С самого детства он говорил на ирландском и норвежском, а еще стал превосходным знатоком латыни. Живя в Гластонбери, он также неплохо овладел английским языком и нормандским диалектом французского.
– Наверное, я мог бы стать латимером, – с улыбкой говорил он. – Так мы, церковники, называем переводчиков.
– Ты, пожалуй, был бы лучше, чем Реган, переводчик короля Диармайта, – с восхищением предположил Питер.
– Ну, я бы так не сказал. – Гилпатрик засмеялся, хотя ему и было приятно слышать такое.
Он сумел убедить Питера, что тот наверняка без труда освоит кельтский язык, на котором говорили ирландцы.
– Языки Ирландии и Уэльса, как двоюродные братья, – пояснил он. – Главная разница между ними заключается в одной-единственной букве. Там, где уэльсцы произносят звук «п», мы произносим «к». Ну, например, если мы в Ирландии хотим сказать о ком-то, что он сын такого-то, то произносим «мак», а в Уэльсе – «мап». Конечно, есть и другие различия, но когда ты в них разберешься, то достаточно легко будешь понимать, что тебе говорят.
Он рассказал Питеру о Дублине. По его описаниям, этот ирландский порт был похож на Бристоль. Еще Гилпатрик объяснил Питеру кое-какие хитрости политической жизни острова.
– Какую бы победу король Диармайт ни одержал с вашей помощью над своими врагами, ему все равно придется отправиться к Рори О’Коннору в Коннахт, потому что именно он сейчас верховный король и только он должен признать его и принять от него заложников, прежде чем Диармайт сможет называть себя королем любой земли в Ирландии.
Что до его собственных планов, то, похоже, они были связаны с великим дублинским епископом, которому его рекомендовали.
– Он святой, и у него огромное влияние, – сообщил Гилпатрик. – Видишь ли, мой отец сам занимает довольно высокий пост в Церкви… – Он немного помолчал. – А моя мать – родственница архиепископа Лоуренса. Так мы его называем. То есть переделали его имя на латинский лад: Лоуренс О’Тул. Но его ирландское имя – Лоркан Уа Туатайл. Уа Туатайл – королевский род из Северного Ленстера. И на самом деле архиепископ также сводный брат короля Диармайта. Хотя не думаю, что он его слишком любит, – доверительно прибавил он.
Питер улыбнулся, слыша о такой сложной паутине родственных отношений.
– То есть это значит, что твоя семья также королевской крови? – спросил он.
– Мы из старой церковной семьи, – ответил Гилпатрик и, заметив недоумение Питера, объяснил: – В Ирландии несколько иные обычаи, чем в других странах. Существуют древние церковные семьи, весьма почитаемые, и они крепко связаны с монастырями и церквями. Часто такие семьи состоят в родстве с королями и вождями, чья история уходит во мглу веков.
– И ваша семья связана с какой-то определенной церковью?
– Мы, если можно так сказать, содержим наш монастырь в Дублине.
– История твоей семьи тоже уходит во мглу веков?
– Предание гласит, – с чувством ответил Гилпатрик, – что наш предок Фергус был крещен в Дублине самим святым Патриком!
Упоминание о святом подтолкнуло Питера задать следующий вопрос:
– Тебя зовут Гилла Патрайк. Это ведь значит «слуга Патрика», так?
– Верно.
– Вот интересно, почему твой отец не дал тебе имя святого без каких-то дополнений? Почему тебя не назвали просто Патриком? В конце концов, меня же зовут просто Питером.
– А-а… – Священник кивнул. – Да, это тебе следует знать, если ты собираешься какое-то время жить в Ирландии. Ни один добропорядочный ирландец никогда не может быть назван Патриком.
– Никогда? Почему?
– Только Гилла Патрайк. Но никогда Патрик.
Так было уже многие столетия. Ни один ирландец в Средние века не осмелился бы присвоить имя великого святого Патрика. Детей всегда называли только Гилпатрик, то есть слуга Патрика. И так тому предстояло остаться еще на столетия.
Стройный и темноволосый, молодой священник был очень красив. Но особенно привлекали внимание его серые глаза с каким-то удивительным зеленым оттенком.
Его невозможно было не полюбить, с его добротой, нескрываемой гордостью за свою семью и такой очевидной любовью к родным. Питер узнал кое-что о его братьях, его прелестной сестре и родителях. Он не совсем понял, как отец молодого священника получил довольно высокий пост в Церкви, если был женат, не понял он и того, что означает «наш монастырь», но когда попытался во всем разобраться, отец Гилпатрик сменил тему, и Питер не стал настаивать. Было ясно: сам Питер симпатичен добродушному священнику, но присутствие на его родной земле вассалов Плантагенетов он не одобряет, хотя Питер и не понимал почему.
Но как-то вечером на корабле Питер увидел еще одну, скрытую на первый взгляд, грань личности ирландца. Оказалось, Гилпатрик превосходно играет на арфе и поет. Воистину он не переставал удивлять Питера. Некоторые известные английские баллады он тоже знал. И даже исполнил довольно фривольную песенку трубадуров из Южной Франции. Наконец, когда сгустилась ночь, Гилпатрик перешел к традиционной ирландской музыке, и нежные печальные мелодии слетели со струн его арфы и поплыли над темными морскими волнами. Его слушатели, хотя почти все они были фламандцами, вмиг затихли. Когда музыка смолкла, Питер сказал священнику:
– Мне казалось, я слышу твою душу.
Его друг мягко улыбнулся и тихо ответил:
– Это традиционные напевы. Ты слышал душу самой Ирландии.
А теперь молодой священник быстро уходил прочь. Питер провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду, а сам остался на берегу, наблюдая за лошадьми и время от времени посматривая на холмы, темнеющие вдали. Он думал о том, что это место не так уж непохоже на его родной Уэльс. Быть может, здесь он даже мог бы обрести счастье. Но как только появится возможность, он непременно навестит в Дублине своего нового друга и его семью.
Замечтавшись, Питер был весьма удивлен, когда полчаса спустя увидел, что его друг возвращается. Отец Гилпатрик широко улыбался. Рядом с ним на маленькой, но крепкой лошаденке ехал рослый человек весьма примечательной наружности. По виду это был настоящий крестьянин – седая длинная борода, не слишком чистая просторная рубаха, шерстяные чулки и накидка с низко надвинутым на голову капюшоном. Если на ногах у него и были какие-то башмаки, то Питер их не заметил. Ехал он без седла, без стремян и без шпор, его длинные ноги свисали почти до колен лошади. Управлял он своей кобылкой, легонько похлопывая ее тростью с изогнутой рукоятью. Глядя на его необычное лицо с полуприкрытыми веками и застывшим язвительным выражением, Питер почему-то представил себе мудрого старого лосося и предположил, что этот человек, скорее всего, пастух, которого его друг нанял в проводники через горы.
