И вот теперь подумайте все, кто любит ставить свою свекровь на место. Если бы я водрузилась как королева на переднее сиденье, я бы не услышала этот рассказ, который Роза начала не по заказу, а потому что в горных разломах, в этих желто-серых скалах ей причудилась шахта. А мне все это было очень интересно, ведь речь велась не про соседей – про кровь моих детей. Поэтому я всю дорогу терпела тошноту и тупую головную боль, которая сжимала мой хрупкий череп. И мысль, умнейшая мысль, возникла на секунду в моем сознании. Я даже, помню, прямо буквы огненные курсивом загорелись:
Зайка! Не спеши поставить свекровь на место, сначала найди свое.
«О господи! – думала я на каждом повороте. – Какие танки! Какие же танки были все эти люди! Шестнадцать лет мужик долбился в шахте. И газом его там травили, и обвалы на него падали, и не кормили его там, не лечили, держали в холоде, в лохмотьях – а он, стервец, не сдох и умирать приполз, собака, в родной зеленый домик».
– Наш дом принадлежал этому брату, Алексею, – продолжала Роза. – До его ареста. И чтобы дом не отобрали, бабушка подписала бумаги, которые следователь ей давал… То ли она отреклась там от братьев, то ли что-то еще… Она не говорила, что именно подписала, но чувствовала вину. А уж какая тут вина? Ей нужно было и маму мою сберечь, и дом сохранить. Дядя Алексей никогда ей и слова не сказал, а бабушка возле него так и крутилась: лечила его, ухаживала за ним, все старалась накормить повкуснее. Он жил у нас… Сделал ремонт… Построил сарай… В саду ковырялся все время… И через несколько лет умер.
Наконец засверкало море. Мы почти приехали, и как всегда, ну как всегда!.. Мне стало плохо под указателем «До Сочи 10 км». И как назло, на этом участке не было ни кармана, ни обочины. Вот если бы еще один маленький эпизодик моя свекровь припомнила, то я бы дотерпела. Но, уж простите, нечем!.. Нечем было скрепить мой дух. Увы! Я не такая сильная, как эти кони из семеновской породы. Я умерла бы в первый месяц в шахте, погибла в первом же бою и в жизни не смогла бы вытолкать машину из кювета.
Последние виражи Антон проходил особенно резво. Машина вертелась юлой на крутых поворотах – и сомик, и все, что мешало мне жить, вырвалось фонтаном на резиновый коврик. И сын мой, тоже как по команде, согнулся пополам. А самое обидное, что метров через триста мы смогли остановиться.
Роза Михална, не теряя спокойствия, достала из багажника воду, надрала из кустов пышный веник, оттащила в траву испачканные коврики. И надо мной еще хихикала: «Смотри, Антон, какая слабенькая попалась… Не довезем!» А через полчаса она уже плыла за дальние буйки, оглядывая пляж и морской горизонт хозяйским взором. Она блаженно и неторопливо разводила свои сильные руки и улыбалась:
– Душевно, душевно…
А когда выходила из воды по крупной гальке и всей своей тяжестью давила на противные острые камушки, кряхтела:
– Не душевно, не душевно…
35. Буйки
Невестка и свекровь очень любят друг друга, просто еще не знают об этом.
Через пару дней совместного отдыха моя свекровь показалась мне монстром. Женщина, которая не распыляется. Человек, похоронивший несколько десятков собак. На моей памяти она расплакалась всего один раз. И сама удивилась.
– Ты представляешь, – говорит, – я даже плакала.
Как вы думаете отчего? Легендарная Роза рыдала, потому что у нее сдохли аквариумные рыбки.
Моя свекровь поехала в Москву на Птичий рынок и купила там, как всегда, очень выгодно целую канистру мальков. Она хотела запустить их в большой аквариум своего магазина. Она несла эту канистру, десять литров, до метро, таскалась с ней по Павелецкому вокзалу, ехала в поезде. Дома она обнаружила, что вся рыба плавает кверху пузом, и разрыдалась.
Это особенность сильных женщин, они ревут по пустякам и то нечасто. Серьезные проблемы сильные женщины встречают с каменным лицом. А я не такая! Я могу разораться в очереди, я люблю себя пожалеть, и каждый февраль меня одолевает мировая скорбь, я регулярно теряю к жизни интерес, а потом неожиданно приобретаю его сомнительными способами и сразу оптом…
Роза Михална была для меня непонятной и потому интересной персоной. Она мне нравилась. Издалека. Издалека она была прекрасна! В ней было все, чего мне лично не хватало, ее сила и уверенность приводили меня в восторг. Возможно, мы даже могли бы подружиться, где-нибудь в нейтральных водах. Но рядом, за одним столиком в ресторане, на соседнем шезлонге, в одном такси, она начала меня раздражать.
– Пойдем погуляем? – говорила донна Роза, и это был не вопрос, это была команда.
Мы гуляли. Роза Михална перла, как трактор по шумной набережной, а я тащилась сзади, рассматривая асфальт, – мне казалось, что она оставляет на нем рифленую борозду. И самое ужасное, что я не могла объяснить: почему же она меня раздражает? Неужели только потому, что она моя свекровь? Неужели этот статус вызывает во мне бессознательное отторжение?
Но больше всего меня раздражала не Роза, а страшное сходство моего мужа с его матерью. Когда они сидели рядом в кафе и пили чай, почти синхронно отставляя чашку и оттопыривая мизинцы, у меня исчезали все эротические фантазии. Не страшно! Не страшно! Это происходит со всеми, практически со всеми молодыми невестками. Винить себя за это не стоит, в этом есть что-то биологическое, необъяснимое, какой бы красоткой ни была ваша свекровь, ее внешнее сходство с сыном вдруг начинает бесить. А мальчики так часто рождаются похожими на маму! О боже мой, как я заранее жалею свою невестку, будущую, потому что мой сын – моя копия. Точно так же, как муж – копия Розы Михалны.
Они шагали вдвоем под ручку, мы с сыном ковыляли сзади, и я с ужасом заметила, что у них одинаковые задницы, одинаковые плечи и ноги. У них одинаковый крепкий костяк, они устойчивые, их не шатает по жизни, они не знают, что такое брожение умов. У них короткие шеи, они не вертят головой по сторонам из праздного любопытства, они глядят вперед хозяйским взглядом. И оба косолапят! Оба одинаково сбивают туфли пятками наружу.
Я старалась на них не смотреть, я смотрела на море, на заводных собачек, которых продавали на тротуаре, на попугаев, которых носили фотографы, на цветочки, лепесточки, на листья!.. На пальмовые листья я смотрела. Меня слегка потрясывало, я даже попыталась затеряться в толпе.
– Куда ты, деточка? – поймала меня Роза Михална. – Иди сюда, встань вот под эту пальму, я тебя сфотографирую.
На всех фотографиях у меня получалась противная зажатая морда, ни один кадр мне не нравился.
– Ничего, ничего, – говорила мудрейшая Роза, – через двадцать лет понравится.
У ресторана Роза остановилась, и муж мой, точно так же, как его мать, выкатил живот и уперся рукой в поясницу.
Меню они читали дуэтом. Оба выбрали шашлык и обязательно какую-то выдрипистую гадость с итальянским или французским названием. Жюльен им захотелось! Не шампиньонов со сметаной, не грибную подливку – жюльен!
