– Эх! Однова живем! – веселилась Боевая старушка.
Антон не понимал, в чем смысл ее торговли. Ему хотелось видеть какой-то результат. Но кошелек всегда был пуст, когда они возвращались домой и Антон катил за веселой толстухой тележку, груженную разной ерундой.
А смысл был! Нет, не на ветер Марья Ивановна пускала деньжонки. Боевая старушка старалась для меня, она научила внучка не жадничать. И ни о чем не жалеть. Поэтому все так и ржали у нее на поминках. И свекор мой, наш папочка любезный, без зазрения совести смаковал старые байки про любимую тещу.
– Марья Ивановна очень любила пионеров и день пионерии. Двадцать второго апреля, в день рождения Ленина, они всегда к ней приходили сюда вот, в сад, на субботник. Пионеры продирались через густые заросли, копали ей небольшой пятачок, и она изображала там какие-то посадки…
– Как трогательно! – Мать моя стонала. – И у моей мамы в саду тоже всегда черт ногу сломит…
– Да, огородом Марья Ивановна не сильно увлекалась. Больше всего она любила доверительные беседы. Марья Ивановна очень гордилась, что к ней пионеры могут обратиться с любым вопросом. И вот как-то раз спросили у нее пионеры: «Скажите, Марья Ивановна, а кто такой настоящий пионер?» Марь Иванна посмотрела на них суровым взглядом: «Кто такой настоящий пионер, вы спрашиваете?» – «Да! Да! Скажите, Марья Ивановна, кто же такой самый настоящий пионер?» И тогда Марья Ивановна подняла бровь и отвечает: «Настоящий пионер, ребятки, – это тот, кто всегда говорит только правду. Только правду! Даже если это неправда!»
Любезный папочка смеялся звонко, как бессовестный мальчишка. Он сам был одним из тех пионеров, которые приходили в зеленый домик на субботник.
– Какая прелесть! – рукоплескала моя мать. – Браво! Браво!
И вдруг посредине веселья раздался гром. Послышался треск, как будто ударила молния. День был ясный, без намека на изменения погоды, но треск повторился, и громыхнуло еще сильнее, как будто молния ударила совсем близко. Я повернулась на звук и увидела, что это никакой не гром, не молния, а это ломается древесный ствол и валится огромная столетняя груша.
Дерево падало медленно, тяжелые сучья рвали электрический провод, а детская коляска, которая осталась стоять под кроной, перевернулась, ее прижали к асфальту тонкие ветки.
Все выскочили на улицу, и муж мой тоже. Все видели, как груша ложится и занимает проезд во дворе. Антон бросился к коляске, как вратарь к мячу, он вырвал ее из груды веток, и вы бы видели его глаза, когда он обнаружил, что сына нашего там нет. Он побледнел, когда смотрел на мятую коляску – рама у нее погнулась, ветки порвали колпак… А я сижу такая тихая в кресле и качаю малыша на руках.
Все от волнения сразу завизжали. Точнее, завизжала моя мама.
– Как страшно! Господи! Как страшно!
Свекровь вздохнула тяжко:
– Мамина груша…
– Я прямо чувствую, – любезный папочка передернул плечами, – она где-то рядом стоит… Марья Ивановна!
– Молебен! – Мать вспомнила. – Нужно срочно заказать молебен!
– Потише, потише, потише… – повторяла Бабуля.
Все подошли взглянуть на ствол. Внутри образовалось огромное прогнившее дупло. В нем можно было поместиться человеку, я, например, могла бы спрятаться вся целиком в этой полости. Неизвестно, сколько лет эта груша держалась на честном слове, и непонятно, как до последнего дня приносила плоды. От тяжести она сломалась легко, как спичка. А может, не от тяжести, а так же как хозяйка, от усталости и внутренней, как говорится, пустоты.
– Сорокоуст заупокойный! Срочно!
Мать побежала в церковь, свекор пошел искать каких-то электриков, Левушка полез проверять, нет ли в дупле царских червонцев, Антон позвал его снимать сильнейший стресс. Мы с Розой остались вдвоем возле мертвой груши.
– Странно… – Она опять вздохнула. – Как все это странно…
– Вы про грушу?
– Ты понимаешь, детка… – Она поправила прическу. – Я раньше никогда не думала о смерти. Всегда была уверена, что мне еще не скоро, что передо мной большая очередь… Потом как-то эта очередь становилась короче, короче… Сначала бабушка ушла, потом отец… Но я все равно о смерти не думала, потому что меня прикрывала мама. А теперь я в этой очереди первая…
Я хотела сказать что-нибудь теплое, что-то лиричное крутилось у меня на языке… Мысль перебили Дед с Бабулей. Они важно садились в черную «Волгу». Мы с донной Розой переглянулись, и глаза у нас обеих коварно загорелись.
– Роза! – Бабуля опять начала. – Роза! Ну ты-то хоть внимание обрати!.. Ведь мальчик голову не держит! Ох, что ж он голову не держит!
Роза Михална подошла к черной «Волге».
– Спасибо, мама!.. Что навестили.
Она изобразила на прощание дипломатическую улыбку и прихлопнула блестящую черную дверь.
20. Рабочие будни молодых невесток
Семья – закрытая система, каждый новый элемент она отторгает как инородное тело. Поэтому молодым невесткам ломиться в друзья не стоит, но улыбнуться лишний раз спина не отвалится.
Вы слышали, конечно, что Чингисхан десять лет был в плену, прежде чем захватить пол-Европы? Если вдруг не слышали, тогда проверьте, могу немножко и приврать. А можете не проверять, я помню – десять лет просидел Чингисхан в одиночке, в китайском плену, там у него и возникла идея про Золотую Орду.
Положение молодой семьи, где муж студент и у него нет денег, кое в чем очень напоминает темницу. Потенциал ваш может быть каким угодно, но ручки связаны. Поэтому сидите и копите силы, пока не получите свой красный диплом.
На каникулах Антон, как обычно, решил немножко подработать – естественно, у папы в родной семейной фирме, которая только начала выползать из гаража. Поэтому мы и приехали к родителям – но нет, ни в коем случае не в зеленый домик. Мы поселились на приграничной территории. Я выгрузила свои манатки на квартире – на той самой резервной квартире, которая служила семейству Розы перевалочным пунктом.
Рядом находилась наша школа, из большого окна было видно ее стадион. Тут же под окном стояла лавочка, на ней сидели неприятные старушки и секли. Когда я проходила из машины в подъезд, старухи тянули шеи, чтобы рассмотреть ребенка, и прямо на лавочке без всякой генетической экспертизы бабки подтвердили отцовство.
«Похож», – сказали бабки. «Ну, слава богу» – обрадовалась я.
Весь месяц, что я прожила на квартирке, старухи с лавочки являлись моим единственным обществом. В большое окно, которое было у меня всегда открыто, они следили за моими передвижениями, так что жила я как в реалити-шоу.
Старухи знали, когда ребенок проснулся, когда поел, когда я выхожу с ним погулять, когда укладываю. Тут же, во дворике, болталась веревка, на ней я сушила детское белье. Пока я вешала пеленки, мой сын так орал, что его было слышно не только на лавочке, но и в соседнем доме.
