– Так вот, дорогой мой, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я много раз по нему перебегал. – Мысленно посчитав, я невольно засмеялся. – Это было тридцать четыре года тому назад.
Винсент вскидывает на меня удивленный взгляд.
– Не верю, – повторяет Винсент. – Тут можно разбиться.
Мне вспоминаются слова Вордсворта: «Кто есть дитя? Отец мужчины»
[47]. Я посмотрел в испуганные глаза Винсента, и это все решило. Он еще пытается меня удержать, но я уже ступил на бревно. Винсент кричит, чтобы я этого не делал, но ноги несут меня вперед. Бревно шатается, голова закружилась, и я чувствую, как страх тяжелым комом собирается в груди. Я вспоминаю, как Альва в свой первый приезд в Бердильяк, раскинув руки, просеменила по бревну. И ради нее тоже я обязан сейчас его пройти.
Примерно на середине пути Винсент понял, что удерживать меня уже не имеет смысла, и тогда он начинает меня подзадоривать. Один раз я бросаю взгляд себе под ноги, на торчащие из воды крупные, отшлифованные водой камни, и живо рисую себе, как снова попаду в больницу.
Но все обошлось хорошо. Очутившись на другом берегу, я смотрю на сына, оставшегося на той стороне. Винсент снова глядит на меня большими, недоверчивыми глазами и, кажется, потерял дар речи. Обратный переход оказывается труднее, чем путь сюда. Я снова ступаю по скользкому бревну и один раз даже чуть не упал. Но я знаю, что отступать нельзя, это – момент посева. Я зароню в сына зерно этого события, и через несколько лет, если повезет, оно даст всходы, и он навсегда избавится от части своих страхов.
Почти дойдя до берега, я все-таки оскользнулся и, упав на землю, перепачкал рубашку. Винсент смотрит испуганно, но я поднимаюсь с веселой улыбкой.
– Ничего не случилось, – киваю я на бревно. – Видишь? Все очень просто, – говорю я, хотя на самом деле сердце бешено колотится. Мне требуется отдышаться, чтобы оправиться после этого отчаянного предприятия.
А Винсент уже убежал к остальным, которые зовут нас с лужайки, потому что им не терпится играть в футбол.
– Пойдешь играть? – спрашивает он меня.
– Сейчас приду.
Я постоял на опушке под тенистыми деревьями, глядя, как они играют. Тони стоит на воротах, которые обозначены двумя свитерами. Моя дочь бьет мячом в его сторону, затем мяч перехватывает сын. Они с Марти разыгрывают хитрый двойной пас, затем он обводит Элену и бьет. Мяч врезается Тони в голень. Лиз настраивает гитару и только наблюдает за происходящим, собака брата тоже сидит в сторонке. Время от времени она подает голос, но не двигается с места. Раньше она бы наверняка кинулась за мячом, но с тех пор состарилась и стала спокойнее. Если повезет, у нее впереди еще одно или два лета, и можно будет сказать, что она прожила наполненную жизнь, в то время как другая собака много лет назад утонула здесь в реке. Все в мире приходит и уходит. Я долго не мог с этим смириться, а вот теперь могу принять с легкостью.
Обнаружив меня, дети спрашивают, собираюсь ли я наконец поиграть.
Я выхожу из леса.
– Да, – говорю я, отирая кое-где приставшую к рубашке грязь, – я готов.
Слово благодарности
За эту книгу я в первую очередь хочу поблагодарить моих родителей. Отца – за его юмор и полные любви, наводящие на мысли беседы. Маму – за ее настойчивость в трудные периоды и веру в меня.
Большую поддержку оказала мне и Урсула Баумхауэр. Какое счастье иметь такого редактора! Также благодарю Томаса Гельцля, Анну Галицию и Георга Гримма, Роджера Эберхарда, Таню Граф, Клару Юнг, Даниэля Кампу, Рональда Ренга, Мюриэль Сигварт, Веронику Вильгис, Даниэля Вимана, Анну Вибунг, Фридера Виттиха и Клауса Цезаря Церера.
Филипп Кель предоставил мне для этой книги столько времени, сколько мне понадобилось. Его доверие и неустанные труды значат для меня очень много. Громкое muchas gracias и всем другим сотрудникам издательства «Диогенес», в особенности Марио Шмуки и Рут Гейгер, которая всегда откликалась, когда что-то было нужно.
Светлой памяти Даниэля Кееля, который привел меня в свое издательство, сыграв в моей жизни важную роль стрелочника. С тех пор в ней произошло столько хорошего! За это я его никогда не забуду.
