Вдруг Альва куда-то исчезла – она вообще любила уйти из компании. Видя, что прошел уже час, а она все не возвращается, я отправился на поиски. Я набрел на нее в ста метрах от хижины. Она стояла над выступом скалы и глядела вниз.
Я пнул ногой подвернувшийся камешек. Альва обернулась.
– Что это ты?
Мы сели рядом, свесив ноги над пропастью. Луна освещала расстилающуюся впереди долину.
– Вчера я прочитала твои рассказы, – сказала Альва. – Они мне очень понравились. Правда очень.
В последние недели я снова начал писать. Передо мной словно бы распахнулась дверь в мое детство, и я понял, что мне, как и в десять лет, по-прежнему нравится рассказывать истории. Образцом для подражания мне служило «Несгибаемое сердце» А. Н. Романова, которого Альва почитала едва ли не наравне с Толстым или Маккаллерс.
– У тебя правда есть талант, Жюль, – сказала она. – Тебе нужно и дальше писать. Наверное, ты станешь писателем.
– Не знаю. Фотографии вроде точнее, правдивее.
– Иногда ложь бывает лучше правды.
Мне предстояло проходить в Мюнхене срок альтернативной службы, и я спросил ее в этот вечер, согласится ли она снимать общую квартиру со мной и, возможно, третьим соседом. Альва не могла ничего сказать наверняка, она часто говорила, что в ближайшем будущем хочет путешествовать или пожить где-нибудь далеко.
– Если подумать, то меня ничего здесь не удерживает, – сказала она однажды и рассмеялась. – Разве что я смертельно влюблюсь, и тогда, может быть…
У меня было такое ощущение, что я должен что-то сделать, чтобы покрепче привязать ее к себе. В то же время я, словно из глубокого, забитого грязью колодца, вытаскивал на свет заботившие меня тревоги: ведь Альва пока что всегда отталкивала от себя каждого мужчину, пытавшегося слишком приблизиться. Она же не согласилась со мной танцевать, и для такого отношения могла существовать только одна причина. «Как мне поступить, – непрестанно спрашивал я себя. – Как мне теперь поступить?»
– Знаешь, что мне перед смертью сказал отец? – нервно перебирая пальцами, спросил я. – Он сказал, что важно найти настоящего друга с родственной душой, которого ты никогда не потеряешь и который никогда не подведет в нужный момент. Это гораздо важнее любви.
Альва обернулась ко мне:
– Почему ты это вспомнил?
– Иногда мне кажется, что ты и есть для меня этот друг, а я – для тебя. Я могу представить себе, как мы дружим всю жизнь, и я бесконечно рад, что мы тут познакомились. Наверное, нет никого, кто значил бы для меня так много.
Я положил руку ей на плечо и в тот же миг осознал, как редко я к ней прикасался.
– Так вот что я хотел сказать: поедем со мной в Мюнхен!
Она немного подумала:
– Давай поговорим обо всем завтра вечером. К тому времени я уже решу насчет общей квартиры. О’кей?
– О’кей. Если захочешь, я что-нибудь приготовлю поесть.
– Ты приготовишь? Неужели ты умеешь? – удивилась она. – Звучит неплохо. Я буду дома. Зайдешь за мной в семь часов?
Я кивнул. Чувствуя, что ей хочется еще немного побыть одной, я вернулся к остальной компании. Я точно знаю, что вернулся тогда в хижину в хорошем настроении и даже танцевал, хотя мало что об этом могу вспомнить. Гораздо больше меня впоследствии волновал запомнившийся на много лет второй разговор с Альвой.
Когда мы все отправились спать, немногочисленные кровати в момент были разобраны, и те, кому не досталось кровати, устроились где попало на ковриках и в спальных мешках. Ночь выдалась прохладная, и я замерз. Мне не спалось, так как я слишком много выпил, и стоило мне закрыть глаза, как голова начинала кружиться. Альва лежала рядом, и я все время слышал, как она нажимает на кнопки своего плеера. Наконец она отложила его в сторону.
Для меня же только началась ночная смена. Словно сыщик на место преступления, я мысленно снова и снова возвращался к событиям прошедшего дня, ни одно из них не пропало. Каждый жест Альвы, который я пытался расшифровать, каждая фраза нашего разговора. Например, ее слова о том, с каким беззаботным видом веселятся большинство наших одноклассников: «Мне порой кажется, что некоторые люди даже не знают, что когда-то им неминуемо предстоит умереть». Я надолго над этим задумался. Почему Альва об этом заговорила? Внезапно я затосковал по ней, хотя она лежала совсем рядом. Я стал воображать, как мы зажили бы вдвоем в Мюнхене. Думал о том, как завтра за ужином все обсудим.
Когда я готов был уже заснуть, она вдруг толкнула меня:
– Жюль, ты еще не спишь?
– Нет. А что?
– Батарейка плеера села, – сказала она шепотом, – а я не могу заснуть, когда он молчит. Мне все время надо что-то, что отвлекало бы от мыслей, иначе…
Я ждал, когда она договорит начатую фразу, но она ее не закончила.
– Хочешь, расскажу тебе что-нибудь?
Она тихонько рассмеялась:
– Нет, я только хотела спросить, нельзя ли лечь к тебе. Когда кто-то лежит рядом, мне спокойнее.
Я кивнул, и она залезла ко мне в мой спальный мешок. Так как для двоих там не хватало места, она наполовину лежала на мне. Я не ожидал, что ее ноги и все тело окажутся такими прохладными, тяжелыми, а главное, мягкими. Как и я, она замерзла, но скоро холод ее тела смешался с моим, и мы оба согрелись. Ее дыхание равномерно щекотало мне шею. От такой непривычной близости, когда ее груди плотно притиснулись к моему плечу, а коленки к моей ноге, у меня произошла эрекция. Я не знал, заметила она это или нет. Полежав немножко без движения, я затем обнял ее одной рукой.
– Я все время неотвязно думаю о сестре. Эти мысли никогда не проходят.
Голос Альвы звучал надрывно. Я удивленно поднял голову. Раньше она мне никогда не рассказывала, что у нее есть сестра.
Я осторожно спросил:
– А что с ней?
– Не знаю… Она была на год старше меня, мы были неразлучны, все делали вместе. Родители говорили, что мы были как близнецы. А потом… Несколько лет назад она вдруг исчезла.
Я смущенно слушал. У меня было такое чувство, что на нас смотрят, и вытянул шею. Альва же, казалось, забыла в этот миг о моем существовании.
– Ее звали Жозефина, – продолжала она как бы про себя. – Но мы ее всегда звали Финой.
– И что же случилось?
– Этого никто не знает… Просто однажды она не вернулась после балета. – Альва говорила прерывисто, дрожащим голосом. – Конечно, ее искала полиция… Они перевернули каждый камень во всей окрестности… Ходили с собаками, поиски не прекращались несколько месяцев… Но, кроме ее куртки, так ничего и не нашли, даже ее трупа.
Альва отвернулась. Я чувствовал в ее словах накопившееся отчаяние и не знал, чем помочь. Я мог только быть тут, рядом с ней. Мне вспомнилось, как во время фильма она вышла из класса.
