Эви кивнула.
– Я прекрасно понимаю, – продолжал Гаррет, – что обидел тебя, причинил тебе боль. Я не собираюсь оправдываться, но знай, что мой поступок причинил боль и мне. Твой второй самый плохой день в твоей жизни оказался моим самым плохим днем. Вот почему я и пришел сегодня. Там были обстоятельства, о которых я тогда не был готов рассказать тебе, но я чувствую, что ты должна знать правду. Если ты дашь мне шанс, то ты узнаешь, что твой день рождения – самое лучшее время, чтобы выслушать то, что мне нужно тебе сказать.
С этими словами Гаррет протянул ей цветы и заглянул в глаза.
Красноречиво сверкнув взглядом, она неохотно взяла букет. Потом не менее сердито взглянула на Эвалинн и опять на Гаррета.
– Вы с ума посходили? Придумали тоже! Гаррет, честное слово, я не думаю, что нам нужно что-либо обсуждать. Прошел почти год. Ты оставил меня. У тебя были на это свои причины. Все. Конец фильма.
Гаррет помрачнел.
– Неужели ты не подаришь мне маленькое, короткое свидание? Мы просто посидим и поговорим, и я расскажу тебе, что…
– Но ты сказал, что просто пришел поговорить! Я не ослышалась? А теперь хочешь еще и свидание?
– Софи, – надавил Гаррет, – послушай. То, что я должен тебе сказать, очень важно. Возможно, тебе это не понравится, но важно, чтобы ты все равно меня выслушала. Можешь ты уделить мне один вечер, чтобы я сказал то, что должен сказать, чтобы мы оба как бы закрыли эту тему? – Он смотрел на нее умоляюще. – Пожалуйста!
Она строго повела головой.
– Нет. Этого не будет.
– Но я…
Она подняла палец.
– Нет.
– Только один вечер, – уговаривал он. – Я понимаю, что должен был действовать по-другому, но неужели ты не можешь уделить мне всего час своего времени, чтобы я сказал тебе то, что надо было сказать давным-давно?
Софи игнорировала его.
– Извини, но меня ждут дела. Эви, я буду тут в зале, а ты займись посудой, пожалуйста!
Эвалинн виновато кивнула и удалилась.
Гаррет стоял как побитый. Он с тоской взирал на красивую женщину, которая завладела его сердцем. С тех пор прошел год. Но он тоже владел ее сердцем, держал его в руках, словно сокровище, а потом, когда она меньше всего того ожидала, бросил его и растоптал.
– Что ж, раз я тут, – проговорил он со вздохом, – могу я купить у тебя шоколада?
Софи быстро прикинула, не кроется ли в его словах какой-то подвох.
– Ладно. Глупо пренебрегать платежеспособным клиентом.
Он уткнулся глазами в витрину.
– Есть что-нибудь новое с тех пор, как я был здесь в последний раз?
В уголках губ Софи появилась озорная усмешка, но она постаралась упрятать ее побыстрей.
– Разумеется. Ничто не стоит на месте. Вот моя козырная продукция, – с гордостью сообщила она, вытаскивая из-за прилавка корзинку с печеньем, глазированным шоколадом. – Это печенье с предсказаниями. Веришь или нет, но ты отчасти вдохновил меня на эту затею.
– В самом деле? – Он был явно польщен, но все-таки не очень верил ее словам. – Вид у них восхитительный. Сколько стоят?
– Три доллара.
– Отлично, одну штучку. Плюс полдюжины трюфелей на дорогу. Разных.
Софи выбрала трюфели и уложила в коробку, но «печенье неудач» оставила на салфетке. Она понимала, что это жестоко, однако надеялась, что он съест его до того, как уйти, и она посмотрит на его реакцию. Гаррет не разочаровал ее. Он достал бумажник, протянул ей деньги, потом схватил печенье и вонзил в него свои безупречные белые зубы. Софи ждала, ее ироничная усмешка расплылась шире.
Поначалу Гаррет неторопливо прожевал кусочек, чтобы его вкусовые луковицы оценили новый, странный вкус. Но вскоре глаза его округлились, он скривил губы.
– Софи, это… – пробормотал он, – это голое тертое какао…
Софи выпятила губы и изобразила на лице огорчение.
– Ой, тебе не понравилось. Я огорчена, можно сказать, раздавлена…
Он вытер горькую массу с губ и несколько раз сплюнул в салфетку.
– И что – есть покупатели на это… тьфу, тьфу… печенье? Неужели за него кто-то готов заплатить?
Впервые после того, как он вошел в магазин, она искренне улыбнулась.
– Разве оно не замечательное? Я назвала его «печенье неудач». Только самые жадные доедают его до конца. Многие покупают только лишь для того, чтобы прочесть предсказание.
Гаррет разломил печенье и без труда достал бумажную полоску. Его глаза пробежали написанное. И он прочел вслух, выделяя голосом каждое слово:
– «Ты уверен, что у тебя все в порядке с работой. Потерпи. Ничто не вечно!» И что же это значит?
Софи пожала плечами.
– Откуда я знаю, доктор Блэк? Я просто пишу…
– Это самое депрессивное предсказание, какое мне доводилось читать.
– Ну, купи еще печенья, – ответила она с лукавой искрой в глазах. – Найдешь что-нибудь и похуже…
На лице Гаррета застыло недоумение.
– Ты говоришь, люди приходят сюда ради этого вот печенья, чтобы прочесть предсказание? Но я не понимаю… Что в этом такого приятного?
Сияя, Софи выдала Гаррету сдачу.
– На первый вопрос отвечаю – да, а вот насчет второго мнения расходятся. Эви считает, что клиенты любят их за уникальность, потому что других таких нет. Но моя гипотеза – люди хотят иногда получить дозу реальности. Ведь жизнь – штука горькая, как этот вот шоколад, так зачем делать вид, что это не так?
Гаррет смотрел на нее и не знал, что сказать.
– Ох, – вздохнул он наконец, – пожалуй, Эвалинн права. Ты вправду несчастна, да?
Ее улыбка померкла. Она оглянулась через плечо, но Эви была за перегородкой.
– Она так сказала?
Он кивнул.
– Что ж, возможно… – Софи пожала плечами. – То есть я не грущу, и уж депрессии у меня точно нет. Но я не могу похвастаться тем, что я счастлива.
– Хм-м. И давно ты так себя чувствуешь?
– Только не пытайся ставить диагноз, доктор. Вспомни, ты ортопед, не психиатр. Да и вообще, что такое счастье? Скорее всего люди, считающие себя счастливыми, не могут ответить на этот вопрос. А те, которые думают, что знают, что такое счастье, вероятно, просто придумали его ради того, чтобы лучше себя чувствовать.
Гаррет нахмурился и сунул руки в карманы.
– Значит, ты не веришь в него?
Она заправила за ухо светлую волнистую прядь.
– Почему бы и нет? Погляди на мир. Вещи, с которыми люди связывают счастье, весьма мимолетны. Возьми, к примеру, наши с тобой отношения. Ты, я, мы… все было так быстротечно. Как написано в твоей бумажке – ничто не вечно.