Вот только возникла маленькая загвоздка: если на площади народ успел разбежаться, то на узкой улочке было не протолкнуться. То, что дальше верхом удрать не получится, кажется, поняли не только мы, но и пегая. Последняя, сдав чуток назад, взяла возможный разбег, а потом резко взбрыкнула, задрав зад выше головы.
К такому лошадиному коварству оказались не готовы ни мы, ни невольные зрители, ни даже арочной витраж на втором этаже одного из домов, разбитый нашими с парнишкой щуплыми телами.
Влетев в комнату и кубарем прокатившись по пыльному ковру, я умудрилась затормозить в метре от секретера. Увы, пацаненок был еще тщедушнее меня, а посему так быстро остановиться ему не удалось. Он впечатался в шкаф, сдавленно охнув. Окинула взглядом место нашего приземления: скромная обитель, в которой еще звучали отголоски былой роскоши: богато отделанная казолета украшала стену. Ее эфес, напоминавший чашу, был декорирован драгоценными камнями, но ножны при этом оказались вызывающе просты. Рядом со шпагой соседствовал портрет вельможи с желчным и надменным выражением лица. Ковер, принявший на себя сомнительную честь приветствовать нас, судя по числу проплешин, являлся пиршественным столом не для одного поколения моли. Витраж, еще несколько минут назад радовавший взор искусной стекольной мозаикой, ныне рассыпался на ворсе плеядой осколков.
Созерцание длилось недолго. Ровно до того момента, как я заметила открывающуюся дверь: обитатель сего жилища не иначе как решил проверить, что за странный шум в его апартаментах.
Глава восьмая
Испанский темперамент
Рим, 1584 г.
Хозяин апартаментов оказался высок, тощ и имел до крайности угрюмое выражение лица. Он сделал несколько шагов, входя в свою обитель, и замер на самом краю ковра. Я, как суеверный посетитель, во время его продвижения инстинктивно отползла к самой стенке. Причем проделала это, используя ту часть тела, которая активнее всего участвует и в приключениях, и в учении.
– Суmo puedo entender esto? – прозвучало сродни раскату грома.
Мой амулет-переводчик, слегка нагревшись, с задержкой перевел вопрос, оказавшийся до жути банальным.
– Как понимать? – переспросила я с улыбкой исконной обитательницы палат с мягкими стенами, вставая на четвереньки. – Все просто… Мы тут у вас прибраться решили, а то пыль кругом… осколки опять же.
Идальго, услышав мой ответ с тонким флером шизофрении, озадачился. Этого было достаточно, чтобы я резко дернула противоположный край ковра на себя.
Эта «Пизанская башня» падала неспешно и громко, умудрившись в процессе встречи с полом поздороваться еще и с дверным косяком.
– А теперь – бежим, – бросила на ходу парнишке, который едва оклемался.
Малец помотал головой, прогоняя то ли бредовые мысли, то ли просто приходя в себя, и припустил следом за мной во все лопатки.
Несколько проходных комнат, одна визжащая служанка, но главное – крики и треск ломаемой внизу двери. И все это за шесть вдохов и пять выдохов.
Финиш нашего короткого забега выглядел удручающе: узкая темная лестница. Вверх или вниз? Там, под нами, скоро будет куча людей и нелюдей. Третий этаж? А дальше – ощущение кошки, что застряла на раскаленной от пожара крыше? Думай, Света, думай!
Мыслительный процесс настойчиво сбивал запах сдобы. Явственный, дурманящий. Удалось даже почувствовать сырные нотки и аромат жареного лука. Обоняние, то ли обостренное в силу моего интересного положения, то ли по причине стресса, было столь тонким, что я, как заядлый холостяк, сейчас смогла бы отличить чайную ложечку от кофейной с закрытыми глазами: по все тому же пресловутому запаху.
– Вниз, – скомандовала, решительно преодолевая пролет.
Паренек, подчиняясь столь бескомпромиссному приказу, поспешил следом. В пустую, на наше счастье, кухню мы влетели двумя пушечными ядрами. В печи полыхал огонь. Пыхтело, подходя в здоровенной кадке, тесто. Несколько кулей муки стояло рядом. Порожняя рогожка лежала подле них.
– Залезай в мешок. Я тебя сейчас мукой присыплю.
Дважды просить Марио не пришлось. Пока он примерял на себя мешковину, я щедрой дланью осыпала его сверху. И затянула горловину мешка. Увы, с собой подобный фокус проделать было нельзя по двум причинам. Во-первых, банальное отсутствие второго мешка, как маскирующего фактора. Во-вторых, завязать себя снаружи, будучи самой внутри, не получилось бы никоим образом.
Зато бадья с тестом навела на определенные мысли.
Дверь, как последний стражник покинутого бастиона, держалась до последнего. Но и мореный дуб не вечен. Щепа брызнула в проход ровно в тот момент, когда я, сделав вдох, нырнула с головой в жидкую гущу теста.
Шум слышала отдаленно. Гораздо больше волновал вопрос: а хватит ли мне воздуха? Поза эмбриона, в которой я лежала на боку, свернувшись в кадке (подозреваю, что при этом тесто едва не вываливалось из нее), была терпимой, но вот легкие начало ощутимо жечь.
Терпела до последнего, но потом все же решила, что лучше встретить уготованную смерть лицом к лицу, а не задохнувшейся в норе от угара крысой. Когда вынырнула, кухня оказалась пустой. Крики, звон разбиваемой посуды, песнь стальных шпаг, скрестившихся в приветствии, – все это было наверху. Внизу же царил разгром: синьоры маги, пройдя Мамаем по пекарне, продырявив пульсарами шкаф, самый большой из мучных мешков, разбив кувшины и зачем-то выгребя уголья из печи, устремились выше. Простой же люд пока боялся любопытствовать и остался снаружи.
Вылезая из теста, я больше напоминала зомби, чем человека. Правда, вместо разложившейся плоти с меня свисали ошметки теста. Марио, явивший себя миру из мучного царства, был не лучше. Но ему хотя бы было достаточно отряхнуться. В моем же случае даже стиральная машина вкупе с тайдами-ариэлями была бессильна.
Преследователи, судя по звукам, устремились еще выше. Топот слышался уже на третьем, последнем этаже. Скоро маги поймут, что их одурачили. Выйти же на улицу в таком виде – равносильно самоубийству. Получается, мы отсрочили лишь свое поражение, да и то ненадолго. И тут в раскуроченном дверном проеме показался еще один чародей.
Его тело полностью скрывал походный плащ, поверх которого красовалась цепь со здоровенным католическим крестом. На лицо же была надвинута шляпа. Знакомого такого оттенка, надо сказать, шляпа.
– Пауль?
– Он самый, – подтвердил вампир, озорно глядя на меня. – Давайте поторапливайтесь. Я вас выведу. Только руки нужно будет связать.
В нас полетела веревка. С сомнением глянула на блондинчика. Терялась в догадках: что задумал этот хитрец? Клыкастик меж тем оперся об остатки косяка и протянул скучающе:
– А время-то идет…
Делать нечего, подхватила пеньковый дар и споро обмотала запястья пацану. Как только завершила свое нехитрое макраме, второй конец всучила Марио.
– Теперь ты.
