Вокруг шло ожесточенное сражение между тысячами крыс, сумевших преодолеть оборонительные укрепления Лебяжьего острова, и сотнями кошек и людей, выступивших единым фронтом.
Пора было вновь вступать в схватку.
Мы с Эсмеральдой бросились в самую гущу сражающихся и принялись разить направо и налево зубами и когтями. Вдали я увидела Натали, которая, исчерпав запас горючего своего огнемета, теперь орудовала саблей.
Вокруг нее дрались несколько сот людей – без всякого оружия, давя грызунов каблуками. Ганнибал, эта изумительная машина убийства, как всегда, громил крыс десятками.
Я тоже не осталась в стороне. Яростное стремление защитить наш священный остров напрочь затмило собой усталость.
Загорался новый день. Я даже приблизительно не могла сказать, сколько времени длилась битва.
Ария Каллас, до этого повторявшаяся снова и снова, вдруг прекратилась.
Вокруг все замерло.
Я никак не могла отдышаться, сердце в груди по-прежнему билось учащенно, раны болели.
Меня охватило какое-то оцепенение.
Я совершенно потеряла счет времени.
Сражение за Лебяжий остров длилось намного дольше битвы при Елисейских Полях. И число жертв в ней тоже было значительнее.
Я постепенно успокоилась. Некоторое время спустя ко мне подошел Пифагор:
– Рано или поздно среди них появятся крысы, с которыми можно будет вести диалог, но вот найти таких индивидуумов окажется делом очень и очень сложным. Большинство из них до сих пор исповедуют культ насилия. В их представлении слабых нужно регулярно уничтожать. А жестокость как раз является формой общения, оказывающей неизгладимое влияние на слабый дух. Крысы убивают своих больных, раненых и стариков.
Я сосредоточилась и произнесла:
– Не ты ли когда-то учил меня, что плохих видов не бывает, бывают лишь невежественные или напуганные их представители?
– Но ведь родители могут прививать потомкам разные ценности, – назидательно произнес Пифагор. – Если муравьев, к примеру, с детства учат взаимопомощи, то у крыс на первый план скорее выходят конкуренция и уничтожение всех, кто выбивается из общей массы.
– Значит, надежды на то, что в один прекрасный день мы сможем поладить с крысами, нет никакой?
– Возможно, когда-нибудь мы и найдем с ними общий язык – как когда-то нашли с людьми, – но лишь с теми, кто откажется от намерения подчинить себе всех, кто от них как-то отличается. С варварами-захватчиками невозможно жить в мире.
Я посмотрела на Пифагора. У меня в этом исключительно важном деле еще не сложилось своего мнения. Но сам факт того, что я задавалась подобными вопросами, уже свидетельствовал о стремлении моего разума попытаться взглянуть на ситуацию со стороны и оценить ее с более широкой перспективы времени и пространства. Если раньше я боялась, что крысы станут хозяевами мира, то теперь стала задумываться над тем, как интегрировать их в сообщество животных земли и поддерживать с ними нормальные отношения.
Может, я слишком наивна?
В эпоху правления людей все было гораздо проще. Но сегодня, когда само их существование оказалось под угрозой, любой другой вид, на мой взгляд, может предложить свое собственное видение идеального будущего.
Вокруг по-прежнему царила тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом волн, уносивших с собой обгоревшие трупы крыс. Я встала на задние лапы, вытянула шею и что было сил мяукнула, черпая силы в самых глубинах своего естества. При этом попыталась выдать вибрато на манер Каллас. Вскоре и остальные кошки подхватили мелодию и точно так же, как в моем сне, затянули ее хором.
Потом ту же песнь запели и сражавшиеся с нами бок о бок маленькие люди. Даже Натали и та попыталась сымитировать мяуканье. Странного же прогресса я достигла в своих попытках наладить диалог между видами: говорить с людьми не научилась, зато заставила их мяукать!
Наконец, к нам присоединился Ганнибал, хотя тональность его рыка была куда более низкой и заполняла собой весь низкочастотный диапазон. Не остался в стороне и Анджело с его тоненьким, пронзительным голоском.
Вместе мы словно образовали из звуков шар, выдававший нашу радость от победы над превосходящим по численности злобным врагом.
Пифагор взглянул на меня, и мне показалось, что за какой-то короткий миг этот самец, якобы ко всему бесчувственный и остерегающийся собственных эмоций, немного больше проникся ко мне уважением.
Мне опять вспомнились его наставления.
31
Пифагорова мудрость
Что ни делается, все к лучшему.
Данное пространство-время представляет собой измерение, которое моя душа выбрала в качестве следующего жизненного воплощения.
Близкие и друзья позволяют познать присущий мне дар любви.
Враги и препятствия, возникающие на моем пути, испытывают мой боевой дух и способность противостоять трудностям.
Проблемы помогают мне лучше познать себя.
Я выбрала свою планету.
Я выбрала свою страну.
Я выбрала свою эпоху.
Я выбрала своих родителей.
Я выбрала свое тело.
С того момента, когда я осознала, что все окружающее является результатом моего собственного желания, мне больше нельзя ни жаловаться, ни считать, что жизнь обошлась со мной несправедливо.
Я не могу утверждать, что меня не понимают.
Единственное, что я могу, это попытаться постичь, почему моей душе для продвижения вперед нужны именно эти, а не какие-то другие испытания.
Каждую ночь этот императив напоминает мне о себе во сне, на тот случай, если я вдруг его забуду.
Все, что меня окружает, призвано нести мне знание.
Все, что со мной происходит, призвано способствовать моему развитию.
32
Два шага назад, три шага вперед
По примеру Эсмеральды я тоже попыталась походить на двух лапах. Встала, нашла точку опоры и сделала несколько шагов, тщательно поддерживая равновесие. Это оказалось не так трудно, как я полагала вначале.
Пифагор смотрел на меня.
– Нет никакого смысла рушить старую систему, если взамен нее ты не можешь предложить лучший мир. И пока мы ничего нового не придумали, сниматься с этого места нельзя, – заявил он. – Лебяжий остров должен превратиться в безопасную лабораторию, в которой мы сможем выработать новые подходы к сосуществованию разных видов.
Вдали, на берегу реки, залаяли собаки.
Я пришла к выводу, что Патриция, скорее всего, воспользовалась своими колдовскими способностями, нашла подходящую особь, выступившую в качестве мостика и в итоге приведшую сюда своих собратьев. После собак появились голуби, воробьи и летучие мыши, устроившиеся на немногочисленных деревьях острова. Свою поддержку они выражали чириканьем и свистом.
