– Ты же говорил, их считали порождением Зла.
– Говоря по правде, если не считать больших городов, то люди, как правило, кошками очень дорожили. Из кошачьих экскрементов делали лекарства, в том числе препятствующие выпадению волос и предотвращающие эпилептические припадки. Некоторые целители использовали кошачий костный мозг для борьбы с ревматизмом, а жир – чтобы облегчить боль при геморрое.
– Но чтобы получить жир и костный мозг, их нужно было сначала убить…
Пифагор невозмутимо продолжал:
– В Испании на кошек охотились, употребляя их затем в пищу. Королевский повар, некий Руперто де Нола, даже опубликовал книгу рецептов блюд из кошачьего мяса, пользовавшуюся огромным успехом.
Может, я ослышалась?
– Люди нас… ели?
Пифагор тяжело вздохнул:
– Наше мясо даже считалось нежнее кроличьего, с которым его часто сравнивают. К тому же его, как правило, подавали с теми же соусами и специями.
К горлу подкатила тошнота, и я испытала жгучее желание извергнуть наружу содержимое желудка.
– Это еще не все. Мастера по изготовлению струнных инструментов делали из наших кишок гитарные и прочие струны, которые так и назывались – струнами из кошачьих внутренностей. Аналогичным образом портные шили из наших шкурок шубы, муфты, шапки и подушки.
Я задрожала от ужаса.
Комнату на мгновение озарила очередная молния.
– Это не принесло людям счастья – на них обрушилась смертельная болезнь, известная как чума. Ее переносчиками были крысы, которые и обрушили на их головы наш гнев.
– Разве мы не обратили крыс в бегство?
– Не всех. У тех, кто имел дома кошек, было больше шансов, но вот владельцы собак сами обрекли себя на неминуемую смерть. В период с 1348 по 1350 год эпидемия Черной чумы унесла жизни 25 миллионов человек, сократив население Европы наполовину.
– И поделом им! Не надо было нас есть.
– Но вместо того, чтобы отблагодарить наших предков, выжившие пришли к выводу, что владельцы кошек связаны с силами Зла, наславшими на людей эту самую чуму, обвинили их в колдовстве и стали истреблять сначала их самих, а потом и их кошек.
– Люди всегда все понимают с точностью до наоборот.
– В 1484 году Папа Римский Иннокентий VIII издал буллу, повелевавшую всем благочестивым христианам в день Святого Иоанна ловить кошек – как домашних, так и бродячих – и бросать их в костер, сжигая живьем.
– Сумасшествие какое-то.
Никогда бы не подумала, что люди могли то любить нас до безумия, то точно в такой же степени ненавидеть.
Дождь по-прежнему стоял стеной, а Пифагор все продолжал, будто ему до этого не было никакого дела:
– В 1540 году разразилась еще одна эпидемия чумы, тоже наполовину выкосившая население Европы. Ответственность за эту напасть опять возложили на выживших владельцев кошек, тут же бросившись предавать их смерти.
– А ты еще говорил, что люди умнее нас…
– Лишь через несколько столетий врачи установили, почему кошка позволяет уберечься от этой страшной болезни. Наконец, по повелению Папы Сикста V, наших предков перестали демонизировать и разрешили держать в доме. С этой поры, впоследствии получившей название эпохи Возрождения, кошки, как во Франции, так и по всей Европе, вернули себе доброе имя. Некоторые страховые компании даже выдвигали в качестве обязательного условия их присутствие на кораблях, перевозивших запасы продовольствия.
Вдруг дождь прекратился, и из-за расступившихся туч выглянуло солнце. Над нами вспыхнул полукруг, состоявший из множества разных цветов.
– Это радуга – результат взаимодействия солнечных лучей с насыщенным влагой воздухом.
– Здорово…
– Наша планета прекрасна. Я каждый раз открываю для себя все новые и новые ее красоты.
– Пифагор, скажи, а ты счастлив?
– Конечно. Быть счастливым означает ценить то, что у тебя есть. А быть несчастным – стремиться к тому, чего у тебя нет. У меня есть все, и больше мне ничего не надо.
– Разве война не внушает тебе страх?
– Я боюсь только одного – что мне не удастся в полной мере воспользоваться своими способностями. Что же до остального, то не я решаю, будет идти дождь или установится хорошая погода, будет в небе гроза или радуга, будет на земле война или мир.
В этот момент, вклинившись в наш разговор, где-то совсем рядом прозвучал хлопок. За ним последовали и другие. Весь этот грохот доносился с улицы.
Вернувшись в комнату, мы увидели, что Натали и Софи, вооружившись ружьями, залегли за баррикадой из мебели. Анджело, забравшись на штору, обрамлявшую балконную дверь, отчаянно мяукал, чтобы его оттуда сняли. Наши служанки стреляли по людям, прятавшимся на тротуаре за стоявшими через дорогу машинами.
– Это мародеры, – сказал Пифагор, с первого взгляда оценив ситуацию. – Скорее всего, они хотят изнасиловать наших служанок, отнять еду, а нас убить. Примерно так, хотя, может, и в другом порядке.
Противоборствующие стороны продолжали обмениваться выстрелами.
– Пойдем, Бастет. Надо действовать. Сейчас мы используем против них гранаты, – заявил Пифагор.
С этими словами он схватил зубами корзину с какими-то черными железными фруктами и кивком велел мне следовать за ним.
Что я и сделала. Мы поднялись на крышу, еще мокрую от дождя, причем на скользком шифере я пару раз чуть не упала. Немного дальше спустились на улицу и двинулись в обход тех, кто стрелял в наших служанок. Пифагор знаком велел закладывать эти черные штуковины под машины, за которыми прятались атакующие, и показал, как выдергивать из них зубами чеку, держа саму гранату в зубах.
Я в точности повторяла каждый его жест.
– У нас десять секунд! Бежим, Бастет! Быстрее!
Я понятия не имела, что такое секунда, но Пифагор помчался прочь, и я галопом ринулась за ним. Он опять кивнул мне, велев взобраться на дерево, чтобы посмотреть, как будут развиваться события.
Мы взмыли на самую высокую ветку и через несколько мгновений увидели два взрыва. Автомобили нападавших взлетели на воздух, их кузовы разорвало на части и разметало по всей улице. Человеческие тела еще некоторое время содрогались в конвульсиях, но вскоре все затихло.
Я вдруг осознала, что впервые в жизни… убила человека! И не одного. Значит, в этом нет ничего невозможного. Кошки, умеющие пользоваться определенными предметами, в состоянии решать, кому из людей жить, а кому умирать.
Натали и Софи на втором этаже встали и выглянули из-за баррикады. На лицах их отразилось сначала удивление, а потом и облегчение. Мы вернулись к ним и вновь укрылись в доме.
Анджело в конце концов выпустил из лап штору и, таким образом, совершил первый в жизни грандиозный прыжок. Потом оглушительно заорал, подумав, что присутствующие расслабились лишь благодаря его показательному выступлению.
