В момент защелкали многочисленные камеры. Еще ни разу в жизни Фишера столько не фотографировали. Капли пота выступили у него на лбу. «И почему профессор Линдхаут не мог вести себя тихо здесь, внизу? — подумал он. — Ведь ясно, что эти ребята все слышали. А кто теперь должен это расхлебывать? Конечно, я. Всегда виноват самый младший…»
Репортеры хлопали его по плечу, трясли ему руку:
— Ты славный парень, Эбби!
— Мы тебе этого не забудем, Фишер! В самом деле!
Затем они стремительно умчались. На улице одновременно заработали моторы нескольких машин.
Чернокожий унтер-офицер полиции Линкольн Эбрахам Фишер печально смотрел вслед исчезающим автомобилям. «Ну вот, теперь я славно сижу в дерьме, — подумал он. — Причем я совсем не виноват. Если бы только этот профессор не кричал так… А если действительно Бернард Брэнксом босс „французской схемы“ и если он дал команду похитить эту Труус?»
— Йееезус, — сказал Линкольн Эбрахам Фишер еще раз.
21
Лишь в 16 часов 35 минут в этот день, 18 августа 1971 года, Линдхаут и Колланж в сопровождении агента ФБР Кларка добрались до гостиницы «Плаза». В холле сидели несколько мужчин и читали газеты — или делали вид, что читали.
— Это наши люди, — тихо сказал Кларк. — Эту гостиницу выбрала для вас полиция — здесь полно фэбээровцев и сотрудников криминальной полиции. С вами ничего не может случиться, профессор. Я тоже остаюсь здесь.
— Спасибо.
Линдхаут очень устал. Сказались перелет через Атлантику и разница во времени между Европой и Америкой. Кроме того, он был глубоко подавлен. Несколько часов он провел в Бюро по наркотикам, слушая, как главный инспектор Лонжи и Кларк названивали по телефонам. У начальника полиции были кое-какие сомнения, как и у мэра Нью-Йорка. Министр юстиции в Вашингтоне попросил дать ему время на размышление, точно так же, как и семидесятишестилетний директор ФБР Эдгар Гувер. Никто не хотел брать на себя ответственность за арест Брэнксома или приказ о его аресте.
Труднее всего было с ЦРУ. По его мнению, сначала было необходимо изучить материал, находившийся в советском посольстве, — все же его доставили советские агенты! Нельзя же позволить себе в такой ситуации ни с того ни с сего просто взять и арестовать Бернарда Брэнксома, человека, находящегося в самом центре общественного внимания.
— Тогда ЦРУ должно затребовать материал из советского посольства! — воскликнул Линдхаут. — Черт побери, мою дочь похитили! А здесь ведут бесконечные переговоры, а время идет! — Он вышел из себя. — Это так вы защищаете людей в Америке? Если с Труус что-нибудь случится… Брэнксом же знает, что я здесь, он определенно это знает…
Советское посольство в Вашингтоне заявило через своего представителя, что ни в коем случае не передаст материал в руки ЦРУ, с которым не только СССР имеет свой печальный опыт, но которое и во всем мире имеет скверную репутацию. Советское посольство, заявил далее его представитель, имеет указание предоставить материал, действительно находящийся у него на хранении, только лично Линдхауту или в Бюро по наркотикам. Тут же вмешалось Министерство иностранных дел: ведь здесь речь может идти о деле, имеющем политический характер!
Все это выяснилось в результате бесконечных телефонных разговоров.
В отчаянии Линдхаут воскликнул:
— Значит, моя дочь может подыхать, так? А Брэнксом, эта грязная свинья, останется ни при чем, да? А я? Я ничего не могу сделать. Ничего, ничего, ничего!
— Успокойтесь же, пожалуйста…
— Успокоиться?! Я должен волноваться! Если бы похитили дочь одного из этих высоких господ, то дело, наверное, шло бы быстрей, а? Прелестная страна!
Лонжи тяжело вздохнул:
— Ну что я могу сделать? Ничего не могу, вы же слышите. Я вас очень хорошо понимаю, профессор… Сейчас включится Белый дом — слава богу! Тогда решение будет принято очень скоро… — Он пожал Линдхауту руку. — Пожалуйста, не вините эту страну… В любой другой было бы то же самое…
— Да, конечно… — пробормотал Линдхаут.
— Я еду с вами в гостиницу «Плаза», — сказал агент ФБР Кларк. — Вы должны отдохнуть. Я уверен, решение будет принято в течение ближайших часов…
Линдхаут кивнул.
В «Плазе», когда он уже вместе с Кларком и Колланжем шел к лифтам, его окликнул один из портье.
Он обернулся:
— В чем дело?
Портье поспешно догнал его:
— Для вас что-то оставили, профессор Линдхаут. Чуть не забыл! — Портье протянул маленький пакет. — Вот, пожалуйста…
— Минуту! — вмешался Кларк. — Что значит «оставили»? Когда?
— Не знаю… Пожалуйста, один момент, я спрошу.
Портье навел справки. Выяснилось, что один из швейцаров, стоявших перед «Плазой» на улице, получил пакетик от какого-то молодого человека. Тот подъехал на «бьюике», приблизительно часа два назад.
Кларк распорядился позвать швейцара.
Чтобы не привлекать к себе внимания в холле, все прошли в помещение за стойкой администратора. Кларк стал расспрашивать швейцара: кто был этот молодой человек? как он выглядел? какой номер был у автомобиля?
Швейцар был раздражен: ему пришлось все время простоять на безумной жаре, парковать машины, помогать загружать багаж, подзывать такси.
— Что я могу о нем сказать? — ответил он. — Просто молодой человек.
— Дальше, говорите дальше. Что еще? Как он выглядел?
— Черт побери, я что — из полиции? Понятия не имею! Если бы вы знали, сколько у нас сегодня отъездов и приездов! Я полумертвый. Больше я ничего не могу вам сказать — при всем моем желании. И только не спрашивайте меня о номере машины! На него я даже не посмотрел. — Швейцар повысил голос. — И что теперь? Меня арестуют? Расстреляют на месте?
— Да успокойтесь же, — сказал Кларк.
— Послушайте, занимайтесь своим дерьмом сами! — Швейцар взмок от пота. — Почему вы не поставили парочку своих ищеек на улице?
— Тут вы правы, — признал Кларк.
— Так могу я наконец получить пакет?! — почти истерично спросил Линдхаут.
— Нет.
— Что?!
— Ни при каких обстоятельствах, профессор! — Кларк покачал головой. — А если там взрывчатка? Мы должны ехать к нам!
— Что значит «к нам»?
— В нью-йоркскую штаб-квартиру ФБР. Мне жаль, что вам не придется отдохнуть, но мы несем за вас ответственность.
Они поехали в нью-йоркское бюро ФБР. Там пакетик отнесли в лабораторию. Прошло какое-то время, прежде чем специалисты наконец с уверенностью смогли заявить, что, если его вскроют, взрыва или каких-либо других опасных последствий не будет. Сделать это решили прямо в лаборатории. Линдхаут сидел на табуретке. Теперь, кроме Колланжа и Кларка, в помещении, до отказа забитом аппаратурой, находились еще три техника.
