— Дерьмо, — сказал Лонжи. — Будем надеяться, что этот тип еще в Вашингтоне.
— Он еще в Вашингтоне, — сказал Ховард Кларк. — Глубоко озабочен судьбой дочери профессора Линдхаута. Человек чести. Член палаты представителей, глава службы по наркотикам, на протяжении десятилетий активный борец с наркотиками, вся Америка знает его…
— Замечательно, — сказал Лонжи. — Замечательно.
— Что замечательно? — встрепенулся Линдхаут.
Лонжи поднял руку:
— Тихо, профессор, тихо, пожалуйста. Я знаю, как все это для вас тяжело. Но вы должны и нас понять. Публично обвинить Брэнксома в том, что он босс «французской схемы», — это может стать таким делом! Вы и в самом деле так уверены, абсолютно уверены?
— Проклятье! — закричал Линдхаут. — Уверен, как никто другой! Я же говорю — я видел снимки, я слышал голос Брэнксома! Я знаю, где находится гараж в Марселе, я знаю фамилию и адрес капитана, с которым Брэнксом был на корабле. Замок в Обагне и фамилии женщины и мужчины, вместе с которыми был Брэнксом… все… все… Скорее! Теперь мы как можно скорее должны нанести удар, а то эти свиньи еще ускользнут от нас! — Остальные подавленно молчали. — Что случилось? Почему вы ничего не делаете? Я спрашиваю: почему вы ничего не делаете? — Линдхаут вскочил на ноги.
— Потому что мы думаем о вашей дочери, профессор, — сказал фэбээровец Кларк. — Только поэтому. Что будет с вашей дочерью, если мы сейчас арестуем Брэнксома, — его и всех этих людей во Франции?
Линдхаут снова рухнул на стул.
— Он крепко взял нас в тиски, мерзавец, — сказал Лонжи. Он встал, подошел к холодильнику и налил в картонный стаканчик ледяной воды. Он жадно выпил, смял стаканчик и выбросил его в корзинку для бумаг. — Где доказательства, профессор?
— Советский курьер доставил их из Вены в Вашингтон. Все лежит там, в советском посольстве, и может быть выдано по требованию.
— Этот Брэнксом! — Лонжи сжал кулаки. — Этот проклятый пес. Сколько лет он превращает нашу жизнь в ад — он клевещет на нас, оскорбляет, называет нас идиотами и преступниками, которые сами ввозят героин в Штаты. Вся палата представителей, вся общественность считает нас уголовниками. Этот проклятый сукин сын Брэнксом.
— Но ведь сейчас он у вас в руках!
— Еще нет.
— Что это значит? — спросил Линдхаут.
— Сначала мы должны поговорить с начальником полиции, потом с шефом ФБР. Слишком долгая процедура. Даже для нас…
Нью-йоркский отдел по борьбе с наркотиками, самый большой в мире, размещался на четвертом и пятом этажах запущенного старого здания. Он находился на Олд Слип, короткой и узкой улице в юго-восточной части Манхэттена, в некотором удалении от квартала банков. Это было мрачное здание, построенное на рубеже веков, серое и ветхое, с внутренними перегородками, наполовину обшитыми панелями, покрашенными сверху в зеленый цвет. Во многих местах краска отслаивалась. Квадратный блок дома, который одной стороной выходил прямо на берег реки, в свое время был предназначен для Первого полицейского участка. Это до сих пор еще было заметно при входе в угрюмое здание, где все выглядело как в полицейских участках в старых фильмах Хэмфри Богарта.
На входе был высокий деревянный барьер, а за ним — конторка. Унтер-офицеры полиции круглосуточно исполняли здесь роль, так сказать, гостиничного портье. Вокруг стояло несколько не очень чистых скамеек, всегда занятых сидевшими в ожидании мелкими воришками, шлюхами и полицейскими репортерами нью-йоркских газет, которые охотились за сенсациями и коротали время за игрой в карты или в кости. Они сняли пиджаки, оставшись в шляпах, ослабили галстуки, и теперь пили пиво. Все видели, как Линдхаут с двумя сопровождающими вошел в здание.
— Куда? — спросил дежурный за барьером, негр огромного роста в голубой рубашке и голубых брюках.
— В бюро по наркотикам.
— Что за спешка?
Прежде чем Кларк смог этому помешать, Линдхаут в своем безумном возбуждении громко выкрикнул:
— Заявить на эту свинью Брэнксома! Потому что он глава «французской схемы»! Мою дочь он…
— Тихо! — в ярости зашипел Кларк. — Вы с ума сошли! Там репортеры…
Казалось, что репортеры ничего не заметили.
— Йеееезус, — сказал негр-великан. — Вы же знаете, пятый этаж. Все еще без лифта… — Он озабоченно покачал головой.
Трое мужчин стали подниматься по скрипучей деревянной лестнице с массивными перилами из красного дерева. Второй этаж относился еще к Первому участку. Справа и слева Линдхаут увидел длинные коридоры, открытые двери, сотрудников в форме, которые говорили по телефону, писали отчеты, вели допросы. На стенах висели объявления, фотографии разыскиваемых лиц, фотороботы находящихся в розыске преступников.
Они поднялись на третий этаж.
Та же самая унылая картина.
Четвертый этаж уже относился к Бюро по наркотикам. В многочисленных маленьких комнатках, двери которых из-за жары были открыты, Линдхаут увидел много молодых людей, — белых и негров, — которые печатали отчеты, читали книги, прослушивали магнитофонные пленки и спорили между собой. Некоторые были в джинсах и майках с короткими рукавами, другие были одеты элегантно. Линдхаут отметил, что здесь работают джентльмены, хиппи и бродяги. «Их объединяет одно, — подумал он, — у всех есть пистолеты — в кобуре или за поясом брюк…»
На зеленоватой стене была примитивно намалевана рука с вытянутым указательным пальцем. Ниже было написано: «Главный инспектор Лонжи». Палец указывал наверх, на пятый этаж. Задыхаясь от одышки, Линдхаут поднимался по скрипучей старой лестнице со стертыми ступенями.
Он не подозревал, что в это время репортеры, сидевшие у входа, плотным кольцом окружили здоровенного унтер-офицера полиции Линкольна Эбрахама Фишера, крича, толкая, и оттирая друг друга.
— Оставьте меня в покое, ребята! — кричал Фишер высоким голосом. — Проклятье, оставьте меня в покое!
— Дружище Эбби, нам же тоже нужно жить!
— Мы все видели, как этот синагогальный служка из ФБР вошел сюда вместе со знаменитым профессором Линдхаутом и еще с одним типом.
— Ты говорил с ними, Эбби, ты объяснил им, как пройти!
— Почему Линдхаут был в таком состоянии?
— Он кричал, что Брэнксом босс «французской схемы», я это точно слышал. И что он имеет какое-то отношение к Труус, похищенной дочери профессора!
— Я тоже слышал!
— И я!
— Боже мой, оставьте меня в покое!
— Эбби, мы тебя не подведем! Если Линдхаут собирается заявить на Брэнксома, то у него должны быть доказательства!
— Ясно, что они у него есть! — крикнул один репортер. — Почему ты сразу же не снял его, Джой? Вечно ты со своими дерьмовыми костями!
— Ах, да поцелуй меня в… Тебе хватит или добавить?
