Степаныч собрал со стола посуду, отнес в раковину, вымыл, потом убрал ее в шкафчик. Покончив с делами, снова уселся напротив Сани. Тот возвышался горой возле стола.
– Может, на боковую? – подумал Степаныч, давя зевоту и глядя на настенные часы.
– Это можно.
Саня поднялся первым и отправился в зал. Войдя туда, он тут же растянулся на диване. Степаныч прилег на кровать.
– Точный расчет – вот что должно быть в основе, – неожиданно произнес Степаныч. – А также фактор неожиданности. Верно, я говорю?
– Ага…
– Тогда слушай.
Саня слушал. Иногда перебивал. Информации было не так много. И вся она оказалась построена на одних предположениях.
Разговор затянулся. Над огородами ползли длинные тени. Разговор наскучил обоим. Пора спать. Саня, как более тяжелый на ногу, остался спать внизу – там было прохладнее.
Степаныч поднялся на чердак, разделся и лег на широкую старую супружескую кровать, вывезенную взамен новой из города.
– Спишь, Саня?
– Ага…
– Ну, спи. Я разбужу…
Саня молчал. Через минуту снизу донесся размеренный храп.
«Хорошо, что на даче имеется чердак, – засыпая, подумал Степаныч. – Всегда есть куда спрятаться…»
Утром, когда опухшее солнце еще только подымалось над дачами, Степаныч встал с кровати и, шатаясь после сна на нетвердых ногах, осторожно спустился вниз. Саня сидел в кресле.
Они вскипятили чайник и позавтракали. Потом изменили внешность – Саня напялил очки, Степаныч обзавелся пушистыми усами. Саня вывел машину на улицу. Степаныч закрыл гараж на замок, затворил ворота. До города езды не более получаса. У обоих настроение как к непогоде. То ли к грозе, то ли к бурану. С таким настроением дома сидеть, носа не показывать. Но под лежачий камень вода не течет. Сегодня – либо никогда.
В полном молчании они доехали до города. Остановили машину около нужного дома и нужного подъезда. Вдвоем вошли в подъезд. Встали в нише, сбоку от лифта, и принялись терпеливо ждать – за углом лифта скрывалась дверь, изготовленная «под гранит».
В шесть часов запоры двери вдруг ожили. На площадку вышел человек. Рядом с ним шагало животное: слышался звук собачьих когтей на бетонном полу. Дог недовольно фыркнул – в носу за ночь накопилось, а может, от духа чужого у него засвербело.
Человек стал спускаться вниз. Ефремов и Царев вышли из укрытия и направились следом. Хозяин собаки удивленно оглянулся – только что не было никого позади, и вдруг появились. Придется остановиться и пропустить этих двоих. Он шагнул в угол межэтажной площадки и тут же оказался блокирован. Дядька в очках, не сбавляя хода, вдавил его в стену, поймал своей лапой запястье руки, слегка поддал свободной ладонью в область локтевого сустава, и человек сам собой отвернулся к стене. Руку нещадно ломило. Большая ладонь накрыла нижнюю часть лица, лишив воздуха.
Другой мужик, худощавый, усатый и невысокий, ухватил человеку свободную руку, свел их вместе и больно защелкнул на них наручники.
«Весь кислород перекрыли, гады», – успел подумать человек, быстро слабея.
– Будешь орать? – тихо спросил очкастый детина.
Человек отрицательно качнул головой.
– Смотри у меня…
Саня осторожно убрал ладонь ото рта и носа. Однако человек только и ждал этого.
– Джулия, фас! – взвизгнул он. – Взять их, Джулия!..
Ладонь вновь захлопнула ему «аппарат» – раздалось лишь мычание.
– Только попробуй… – пробурчал худощавый, вынимая из ножен громадный нож и не спуская глаз с собаки.
Опытный дог, мраморная сука Джулия, была не так глупа, чтобы лезть грудью на кинжал. Она переминалась с ноги на ногу, хлопая жалобными глазами. Лезвие тускло блестело в руках у человека.
– Стоять, Джулия, – скомандовал худощавый, и собака облизнулась.
Она отлично понимала, что узкая полоска металла – штука опасная. Долгая жизнь среди людей научила распознавать опасность.
Детина вынул из нагрудной кобуры пистолет и дал понюхать хозяину ствол.
– Учти, Дима, с тобой никто не шутит. Из подъезда шагай как обычно.
Дмитрия Сергеевича Бнатова, удерживая позади за наручники, вывели из подъезда. Джулия тоскливо провожала хозяина от дверей.
Бнатов занес ногу для посадки в машину и вновь не выдержал. Бойцовский характер по-прежнему не давал покоя.
– Джулия! Взять их! – крикнул он. Его силой втолкнули внутрь.
Мышцы у собаки вмиг напряглись. Кинжал был уже спрятан. Опасность миновала, и собака бросилась вперед.
Степаныч успел захлопнул дверцу перед собачьей мордой. Он не хотел кровопролития.
Царев включил передачу, и машина пошла на проспект Созидателей. Собака какое-то время продолжала бежать позади, затем остановилась. Из-под носа, можно сказать, украли хозяина.
– Дай-ка сюда свой ротик, – велел Степаныч.
– Чо тебе, старый козел?!
– Пасть, говорю, поверни… – повторил тот. И когда Бнатов повернулся к нему, Степаныч поймал руками его за лицо, с силой сдавил с боков челюсти и вогнал меж зубов приготовленный кляп.
Бнатов успел лишь утробно всхлипнуть.
– Кусается, зараза…
– А ты дай ему по зубам.
– Пока пожалею. Он еще нужен нам живым. Вдруг кровью весь изойдет.
Бнатов покосился на Ефремова. Кажется, попал в руки садистов. Недавно едва выполз из-под огня – и снова угодил в переделку. А все из-за того, что собаку некому за угол сводить…
«Куда вы меня везете?» – с кляпом в зубах хотел спросить Дмитрий Сергеевич, но раздался лишь нечленораздельный звук.
– Ты чо, правда до сих пор не узнал нас?! – удивляясь, орал ему в ухо Степаныч. – Ничего! Будем потихоньку оживлять память! Давно ты писал сочинения?! Отвечай, когда тебя старшие спрашивают!..
В ответ раздался коровий мык.
– Ну ладно. Молчи тогда. У нас еще будет время для откровенных бесед и раскаяний…
Машина летела по шоссе в сторону Верхней Террасы. За окнами мелькали частные дома, сады и безлюдные переулки. Народ еще только просыпался.
– Посмотрел и будет…
Степаныч вынул из дверцы холщовый мешок и надел на голову Бнатову. Тот в ответ недовольно замычал. Мешок из-под картошки не понравился. Пыльный.
– Молчи, зараза! Сам себе путь выбрал, спортсмен хренов. И вообще. Имей в виду, твоя жизнь с этого момента зависит только от тебя.
Степаныч надолго замолчал, продолжая следить за дорогой. Позади машины пусто. Возможно, кто и заметил, что Бнатова сажали под конвоем. И если даже заметил, то явно обрадовался: дошла очередь до крутого. Сделают из крутого теперь отлогого. Обтешут слегка – нечем махать станет. Это тебе не с клюшкой бегать по рынкам, не бабки вышибать со старух – тут свои отдашь…
