Мариночка с Дарьей хлопают накрашенными ресницами. Кажется, все поняли до капли. Если надо, перезвонят и спросят. Не маленькие.
– Тогда мы пошли, – улыбнулся Борис Иванович.
– Как хотите, – развела руками Марина.
– Мы на вас сильно надеемся. Условия наши выгодные. Их не меняют посреди дороги. У нас не играют людьми.
– А если нас того? – Дарья чиркнула себя ногтем по горлу.
– Не должны, – уверенно произнес один из «зубров». – Пока что им не до вас. Хоронить не успевают друг друга.
Борис Иванович в сопровождении «зубров» вышел на лестничную площадку. Кругом никого. На площадке всего две квартиры. В квартире напротив живет одинокий дед. К тому же глухой. Бывший военный. Но видит, говорят, лучше молодого. При необходимости можно заклеить глазок в двери зоркому «ястребу».
Сестры закрыли дверь и остались одни. Марина взяла в руки сотовый телефон, нажала кнопку. Та вспыхнула зеленым светом. Все предельно просто. Даже козе понятно.
Выключила кнопку, и в ту же секунду в дверь постучали. Борис Иванович, видимо, что-то забыл. Но ведь на двери есть кнопка!
Марина подошла к двери и посмотрела в глазок. На площадке стоял «ястреб».
– Что вам надо?
– Сольки у вас не найдется, Мариночка?
То соли ему, то перцу подавай. Обнаглел начисто старый хрыч. Раньше он таким не был. Вроде бы мелочь, а неприятно.
– Какой вам соли, дядя Яша, – крупной или мелкой?
– А любой. Лишь бы соленая была, – ответил дед, а сам уже заступил ногой за порог. Любопытство мучает: что за люди приходили только что.
Вошел, ноздри раскинул по прихожей. Воздух нюхает. Пытается угадать, чем пахнет, – сексом наносит или чем-нибудь посторонним. Жук навозный.
– А где у вас мать-то?
– В магазин проводили. Пусть промнется.
– Магазин – это хорошо. Значит, есть на что покупать. Я когда на границе служил, вообще по магазинам не ходил. Все на складах у нас было – вплоть до корма для собак.
Взял соль и стоит у порога. Что-то еще его держит, а спросить боится.
– Чего еще, дядя Яша?
– Пенсию всю истратил, хлеб не на что купить…
Голос у деда сорвался на вопль.
– Так и сказал бы сразу.
Марина вынула из кошелька сотню и протянула деду. А ведь пенсия у него не маленькая. Военным был.
– Спасибо, Мариночка. Жалею, что старый…
– Иди, дядя Яша… Согрешишь, не дай бог, с тобой.
Сосед ощерился в широкой улыбке, обнажив пожелтелые зубы.
– Я вот смотрю всё на вас и любуюсь. Хорошая у нас молодежь пошла. Работящая. Начальство, небось, приходило?
– Ох, и любопытный ты, дядя Яша… Ладно, иди, некогда мне. Показалось, наверно. Ты стеклышко-то когда в двери протирал?!
И хлопнула дверью перед носом у прощелыги.
Дарья стояла позади, качая головой. Не зря приходил старый хер. Трет уши, как будто перед ним девочки-первоклашки.
– Накормлю я тебя в следующий раз! – Марина оглянулась на дверь.
– Давно я тебе говорю – проводи кобеля поганого. У него же нет ничего святого. Он же у Берии служил…
Марина прошла в зал и легла на диван. Устала. С одной стороны менты, с другой бывшие гэбисты, с третьей еще кто-то неописуемый. Руки на себя наложить только и осталось.
Даша подошла к сестре. Частенько та стала впадать в депрессию. Отсюда не далеко вначале до водки, а потом и до наркотиков.
– Брось, не переживай, Марина. Выкинь из головы старого дурака.
– Я не о нем… Жизнь опостылела. Мужика своего хочется, чтобы под боком ночью храпел…
– Мне тоже, Марина. И еще ребенка, пока молодая. Мамаша у нас, как ни говори, а двоих принесла… А мы кто такие? Шалашовки с улицы Жуковского…
В последнее время что-то часто они стали говорить о жизни. Раньше этого не было. А может, они забыли. Нет, точно. Не говорили. Разговоры позже начались. Вместе с деньгами появилась тоска. Чего-то все время теперь не хватало.
Мелодично квакнул дверной звонок. Марина вскочила. Вероятно, мама вернулась из магазина. Подбежала к двери и, не глядя, отворила. В проем сразу валилось трое парней. Светлые рубахи с короткими рукавами. Бицепсы выпирают из-под кожи. На поясах висят мобилы сотовые. Стрижки короткие. Возраст – лет на двадцать с небольшим.
– Здравствуйте, козочки вы мои. Привет вам от дяди Коли. Надеюсь, не позабыли… Нет? Ну, то-то же. А мы думаем: куда они делись?
Парни прошли в зал и сели там, словно всю жизнь были знакомы с сестрами. Товарищи детства, одним словом. Ноги вытянули, раскинув по сторонам, и молчат, сверля глазами пространство.
Потом один из них, по-видимому, старший, произнес:
– Хана вашему Бнатову пришла, слыхали?
Сорокина с Ворониной стоят и слушают, опершись плечами о мебельную стенку. Словно чужие в собственной квартире.
– Слыхали или нет? – повторил парень, впиваясь взглядом.
– Слыхали…
– Но вы не переживайте. «Крыша» у вас все та же. Работать придется по той же схеме, но с небольшими изменениями. Пятьдесят на пятьдесят. По-моему, это справедливо.
– Это грабеж. Нам ничего не останется, – возразила Марина.
– Ты чо, телка, совсем заржавела? Фильтруй базар… – Глаза у парня наполнились дремучей яростью. – С тобой тереть никто не обязан. Прахов приказал сегодня же внести изменения и за прошлые дни взыскать.
– За какие дни, можно узнать?
– А вот, как Бнатов отошел от нас, с того дня и начислять. Траты непредвиденные. Долги, говорят, образовались. Мы ведь тоже платим.
– Какие еще траты?
– Похороны! Единовременная помощь семье усопшего! А также выплаты на воспитание детей!
– Откуда мне знать…
– Теперь знаешь. Твое дело – ноги раздвигать… Понятно?! Тогда мы пошли. Айда, пацаны. На службу скоро.
Парни поднялись и вышли гурьбой из квартиры.
Марина, оцепенев, смотрела из зала через коридор на распахнутую дверь.
– Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела… – произнесла она с расстановкой.
– О чем ты? – не понимала Дарья.
– Рано мы с тобой обрадовались, сестричка. Думали, не зависим больше ни от кого.
Она вынула из сумочки мобильник. В душевной суматохе позабыла мать родную, не говоря о зеленой кнопке. А ведь предупреждали «зубры».
Дарья снисходительно улыбалась. «Оплошала, сестренка? Опростоволосилась?». Она вынула из кармана свой мобильник и показала его сестре. Кнопка светилась зеленым светом. Шла запись разговора. Она вновь нажала на кнопку, и свечение прекратилось. Умница сестренка. Даром что позже родилась.
