Тем не менее, несмотря на бесспорное алиби, эти крепкие мужчины, путешествующие по ночам, инспектору решительно не нравились. Почему – Юдзава вряд ли смог бы сформулировать четко и ясно, но вот какое-то особое полицейское чутье подсказывало ему, что все равно с этими русскими что-то нечисто. Вроде бы ни претензий, ни каких-либо доказательств чего-либо противозаконного, всего лишь смутное ощущение… Но что-то здесь было, было – в этом инспектор был почти уверен.
– Все в полном порядке, – полицейский, казалось, с сожалением вздохнул и протянул Каткову паспорта. – Желаю вам и вашим друзьям приятного отдыха. Хотя… Да нет, ничего. Там скажите моему сотруднику, что он может возвращаться…
– Благодарю, офицер, – Скат блеснул лучезарной улыбкой и небрежно засунул документы в карман, бросив на прощание: – Удачи вам и доброй ночи.
Юдзава в ответ лишь досадливо поморщился и проворчал что-то невразумительное…
Катков не успел еще сделать и шага в сторону терпеливо дожидавшихся его возвращения товарищей, как произошло нечто весьма интересное, и старлей, вполне естественно, на секунду-другую задержался, что Юдзава в принципе при всей его подозрительности и сварливости мог списать на обычное обывательское любопытство.
…Двери домика распахнулись и двое санитаров вынесли стандартные носилки с телом, прикрытым простыней, и направились к санитарной машине. Юдзава, бросив откровенно неприязненный взгляд на Каткова, с интересом пялившегося на носилки, резко окликнул носильщиков по-японски и начал им что-то сердито вычитывать. Что – догадаться было не так уж и трудно. Но санитарам, по всей видимости, на полицейские секреты было решительно наплевать, у них была своя работа, поэтому на выговор инспектора равнодушные мужички обратили внимания не больше, чем на свой груз. Поставили носилки на асфальт, затем подняли заднюю дверцу и, без видимого усилия подняв труп, – а в том, что под простыней лежал именно мертвец, Скат ничуть не сомневался, – ловко вдвинули свою ношу в темный отсек. Дольше оставаться рядом со злющим Юдзавой не имело смысла, и Катков, еще раз учтиво кивнув инспектору, поспешил ретироваться…
Несмотря на поздний час, портье небольшой гостиницы оказался на месте и, вопреки ожиданиям, выглядел совсем не заспанным, скорее наоборот: был остроглаз, учтив и улыбчив. Новым постояльцам быстро удалось выяснить, что места в отдельных домиках нужно бронировать заранее и сейчас они все заняты… Тут портье немного смутился и, изобразив печальный вздох, нехотя поправился и уточнил, что один дом, к сожалению, все же освободился, но вряд ли полиция разрешит поселить туда новых жильцов прямо завтра с утра. Портье еще раз огорченно вздохнул и поспешил успокоить гостей, сообщив, что несколько обычных номеров свободны и вселиться в них можно прямо сейчас, сразу же после обычной процедуры регистрации. Свой автомобиль джентльмены могут за небольшую доплату поставить на гостиничную стоянку…
– Должен предупредить вас, господа, что наша гостиница – это точная копия старинных постоялых дворов-рёканов. В номерах практически нет мебели – лишь маленькие столики для чаепития. Спят гости на футонах – это такие матрасы, которые на день убираются… – портье слегка запнулся, поскольку новые постояльцы явно не спешили выражать свои восторги по поводу столь аскетичной экзотики, и тут же поспешил добавить: – Но если джентльмены предпочитают более привычный европейский быт, то у нас есть и такие номера…
– Давайте европейский, на троих, – Скату вовсе не улыбалось спать на полу, а днем восседать на собственных пятках, изображая медитирующего Будду. Экзотика – вещь, конечно, замечательная, но до известных пределов.
Регистрация много времени не заняла, и минут через пятнадцать Скат открывал дверь трехместного номера. Бросив сумки на пол, спецназовцы разделись и без особого интереса осмотрели номер – точно такой же, безликий и казенный, можно увидеть в любом конце света: кровати, стол, стулья, встроенный гардероб, телевизор и прочая мелочь.
– Крыша над головой есть, теперь бы пожрать чего… – мечтательно заявил Троянов, падая на застланную красивым покрывалом кровать. – Меня один прапор как-то, помню, салом угощал: прослоечки, лавровый листочек, чесночок, тмин, а запах – м-м, умереть не встать!
Орехов, не говоря ни слова, принес из коридорчика свою сумку и, вжикнув молнией, начал извлекать из тряпочного нутра какие-то коробочки, банки и свертки.
– Ну, брат, нет слов! – мичман вскочил с кровати и загоревшимися глазами окинул стол, на котором тесной семейкой были разложены консервы, копченая колбаса, сыр, гора какой-то зелени и необычного вида хлеб, подозрительно похожий на длинный французский батон. Троянов потянулся к колбасе, но майор укоризненно покачал головой.
– Ты бы хоть руки помыл… А еще культурной Европой считаешься…
– Никаких Европ не знаем, барин, с-под Рязани мы, – Троянов тем не менее послушно отправился в ванную и вскоре все трое подсели поближе к столу. Уговаривать никого было не нужно – последний раз перекусывали, наверное, часов восемь назад.
– Так что теперь делать-то будем, мужики? – Орехов выпил полный стакан минералки и со вкусом закурил сигарету. – Знать бы еще, кого там грохнули… Если нас опередили и та скорая увезла нашего Ковальского, то дело наше труба. Как говаривал товарищ Копелян: «Это провал… – подумал Штирлиц».
– Кого там грохнули, я не знаю, – задумчиво проговорил Скат, – могу только догадываться. Но одно могу сказать вам точно – на носилках был не Ковальский…
II
13
– С-сука! Вот же сука, а… – Стас с силой ударил основанием ладони по пластиковой панели автомобильной «торпеды», вымещая переполнявшие его злость и раздражение на ни в чем не повинном «мицубиси». – Вот скажи ты мне, как он мог Петра засечь, а? Он ведь, собака, спать должен был, спать! А он мало того, что придурка этого засек, так он еще и вырубил его как пацана, как безмозглого теленка на бойне…
– Да ладно тебе, что теперь-то нервами бренчать… – Малышев, заложив сцепленные ладони на затылок, с усилием потянулся, зевнул и посмотрел на бесшумно бежавшую по циферблату автомобильных часов секундную стрелку. – Подумаешь, одним бойцом меньше стало. Так доля наша автоматом увеличилась. Нет худа без добра.
– Доля, – сквозь зубы зло процедил Воронин. – Чтобы эту твою долю получить, надо эту падлу с его чемоданчиком найти… Вот скажи ты мне, где он теперь может быть?!
– Ну, думаю, не так уж и много мест, куда он мог рвануть. – Малыш чуть насмешливо прищурился и посмотрел на шефа, напоминавшего в эти минуты сердито клокотавший самовар. О самоваре Малышев имел весьма смутное представление, но, по его мнению, тот должен был ворчать именно так – много искр, пара и мало толку. – Здесь не сибирская тайга, а он не кержак, чтобы ружье на плечо вскинуть и в глушь податься. На нем теперь труп висит, а с таким довеском он ни в аэропорт, ни на вокзалы не сунется. Остается не так уж и много путей-дорог…
– Ну да, всего-то сотня-другая, – мрачно возразил Стас и, щелкнув зажигалкой, густо задымил сигаретой. – Насчет аэропортов я бы так категорично не говорил. Он ведь мог и не один комплект документов иметь, а все десять… Ох, и достану я его, я ему…
