Действительно ли Сербия «предостерегала» Австрию?
Вопрос этот имеет чрезвычайно большое значение, потому что в зависимости от утвердительного или отрицательного ответа делались разнообразные выводы.
С одной стороны, если сербское правительство предостерегало Вену, то это могло быть истолковано в двояком смысле: 1) в пользу Сербии, как доказательство того, что кабинет Пашича, узнав о заговоре, сделал все возможное для предупреждения преступления, и, таким образом, с него снималось всякое обвинение в этом деле, или 2) в пользу Австрии, в том смысле, что сербское правительство знало о заговоре и что австрийское требование допустить австрийских чиновников участвовать вместе с сербскими в розыске белградских сообщников было вполне обосновано, так как сами сербские власти никаких шагов в этом направлении не предприняли.
С другой стороны, если никакого предостережения сделано не было, то и в этом случае: или 1) сербское правительство могло утверждать, как оно это и делало, что оно раньше ничего не знало о заговоре и поэтому его ни в чем обвинять нельзя, или 2) Сербия была виновна в сокрытии заговора и, таким образом, являлась соучастницей преступления.
При возможности такого различного истолкования как отрицательного, так и положительного ответа на поставленный выше вопрос не приходится удивляться, что как сторонники Сербии, так и сторонники Австрии резко полемизируют между собой. Не приходится также удивляться и тому, что обе стороны представили множество противоречащих друг доказательств. При анализе их следует обратить внимание главным образом на три пункта:
1. Если предостережение было сделано, то кому именно?
2. Было ли оно сделано сербским посланником в Вене Иовановичем по собственной инициативе и неофициально или же официально, по поручению из Белграда?
3. Имелось ли в этом предостережении какое-нибудь указание на определенный заговор или оно представляет собой заявление, сделанное в самой общей форме относительно нежелательности поездки эрцгерцога в неспокойную провинцию?
Первое серьезное утверждение, что Сербия предостерегала Австрию, исходило от сербского посланника в России Спалайковича. В интервью, помещенном в петербургской газете «Вечернее время» через несколько дней после убийства, Спалайкович заявил, что сербское правительство предостерегало Вену относительно поездки эрцгерцога в Боснию. Оно узнало, что боснийцы, озлобленные австрийским гнетом, организовали заговор, так как считают, что ответственным за этот гнет является эрцгерцог. Но в Вене не обратили внимания на это предостережение. Однако это заявление Спалайковича, равно как и другие аналогичные заявления, было 3 июля официально опровергнуто венским Министерством иностранных дел
[58].
В таком положении вопрос оставался в течение нескольких месяцев; он был заслонен австрийским ультиматумом и возбуждением, вызванным войной. Затем он был снова выдвинут известным французским профессором славянской истории, Дени, который писал:
«Г-н Пашич пытался осторожно указать Баальплацу [австрийское Министерство внутренних и иностранных дел] на опасности, которые могут угрожать эрцгерцогу; 21 июня сербский посланник [Иован Иованович] сообщил министру иностранных дел, что его правительство имеет основание предполагать, что в Боснии готовится заговор. Канцлер [Берхтольд] не обратил внимания на это сообщение»
[59].
Это заявление профессора Дени пользовалось во время войны общим признанием за пределами Германии и Австрии, несмотря на то что Берхтольд решительным образом возражал, когда узнал о нем. Потом это заявление повторялось другими, например, Станоевичем, утверждавшим даже, что оно может быть подтверждено какой-то пачкой документов, находящихся в австрийском Министерстве иностранных дел под шифром «Beg. В. 28 VI 1914». Архивные работники нынешней Австрийской республики искали эти документы и утверждают, что бумаг с таким шифром не оказалось. Профессор же Станоевич не мог или не хотел сообщить, из каких источников он получил сведения о существовании этих документов.
Когда австрийцы отрицают, что Иованович делал какое-либо предостережение Берхтольду или Министерству иностранных дел, то это, безусловно, соответствует действительности. Если Иованович и сделал предостережение, то все данные говорили за то, что он выразил свои опасения не Берхтольду и Министерству иностранных дел, как это полагалось в обычном порядке, а Билинскому – австро-венгерскому министру финансов. Для того чтобы объяснить это курьезное обстоятельство, вызвавшее такое нарушение нормального порядка, мы должны на минутку отклониться в сторону.
Иован Иованович прибыл в Вену в качестве сербского посланника в конце декабря 1912 года на смену Симичу. Последний был старым, опытным дипломатом, исполненным такта и достоинства, он достаточно успешно справлялся со своими по меньшей мере весьма трудными обязанностями. Даже в нормальное время положение сербских представителей в Вене после 1903 года было не из легких, если принять во внимание национальный антагонизм между населением обеих стран и постоянное раздражение, вызывавшееся взаимными обвинениями в шпионаже, пропаганде, притеснениях и подстрекательстве к государственной измене.
Когда Иованович прибыл в 1912 году в Вену, положение было особенно щекотливым ввиду тревожных последствий первой Балканской войны и стараний, которые Австрия прилагала на Лондонской конференции к тому, чтобы лишить сербов плодов их побед. В отличие от своего предшественника Иован Иованович был молодым человеком, лет сорока, не больше. Даже по описанию одного из своих лучших друзей и коллег, новый посол с непокорными густыми волосами, темными глазами и огромными черными усами внушал гораздо меньше доверия, чем его респектабельный предшественник. В Вене, не стесняясь, утверждали, что Иованович в 1908 году вел агитацию против аннексии Боснии и Герцеговины и даже командовал отрядом комитаджей.
