— Значит, теперь Мотя весь город под себя подомнет?
— Может, так, а может, нет, — разулыбался
Валерка, — ребятишки к Афганцу кинулись, боятся, что Мотя их передушит,
Афганец их принял, но предупредил, что война ему без надобности, и кто за убиенного
мстить удумает, сам в покойниках окажется.
— Миротворец, — сплюнул Павел.
— Ну, не скажи. Что-то он имеет в виду.
— А ты что в виду имеешь, мент?
— Ничего. В отпуске я.
Валерка повернулся и из квартиры пошел. Павел по комнате
вышагивал, мотивчик насвистывая. Я минут пять поскучала, потом к нему полезла:
— Это хорошо или плохо?
— Что?
— То, что Валерка сказал?
— Что вообще за человек твой муж?
— Бывший-то? Правду сказать?
— А то?
— Редкий подлец. И просто так ничего не делает. Просто
так у него снега под Новый год не выпросишь.
— Как же ты так с ним лопухнулась?
— Вот так. Бдительность потеряла. Верить Валерке только
псих может.
— Да пусть вертится, кому мешает?
— Слушай, а вы когда домой собираетесь? Загостились.
— Ты лучше заткнись.
Я заткнулась. Через полчаса пришел Гиви, мы в это время на
кухне чай пили, он взял чашку и говорит:
— Мотя предлагает обсудить наши дела.
Я вскочила и из кухни попятилась.
— Совсем обнаглели, — говорю, — дайте хоть с
кухни уйти, ничего я слышать не желаю.
И тут Павел такое сказал, я аж подпрыгнула:
— Кончай тарахтеть. Лучше подумай, как на встречу
оружие пронести, — вот прямо так и сказал.
Я чертыхнулась и ушла, дверью хлопнув. И думать стала, ну,
сначала так, из интереса, словно кроссворд разгадывала, а потом увлеклась. У
меня всегда так.
За обедом Павел взглянул на меня и спрашивает:
— Ну?
Я плечами пожала.
— Как обыскивать будут.
* * *
Мишку оставили дома, отправились вчетвером. Подъехали к дому
на окраине. Дом как дом. Здесь нас встретили. Витек в машине остался, а мы в
холл вошли. Пятеро здоровенных парней в холле выглядели грозно, но были далеко
не так хороши. Глазки от пьянства заплывшие, движения замедленные, а
расположились так, что одной очередью из автомата можно уложить всех. В общем,
впечатления не произвели.
Трое подошли к нам, На мне платье легкое, сантиметров десять
выше колен, вырез огромный — грудь наружу. В голову не придет, что под этакой
тряпицей можно что-то спрятать. Пистолет был прикреплен к внутренней стороне
бедра. Идти не очень удобно, но в жизни бывали моменты и похуже. Только если
научно-технический прогресс и сюда шагнул, весь мой маскарад — ерунда сущая.
Однако наука отсутствовала. Обыскивали по старинке. Я подбоченясь встала,
паренька взглядом мазнула и сказала:
— Руки вымой.
Он меня торопливо обшарил, на груди задержался, ухмыляясь
блудливо, и в сторону отступил. Павла и Гиви тоже обыскали и тоже ничего не
нашли, да и нечего было искать.
— Пожалуйста, проходите, — сказал парень, такой
вежливый, точно и не бандит вовсе, а метрдотель в дорогом ресторане. Мы вошли в
комнату, где у окна замерли два здоровяка в одинаковых водолазках, а в креслах
за столом сидели Мотя и Афганец. Я и Павел сели, а Гиви за нашей спиной замер,
следя за дверью и ребятами у окна.
— А мы все гадаем, — усмехнулся Мотя, — чего
ты везде ментовскую жену таскаешь?
— Ты для этого звал? — без улыбки спросил Павел.
Усмешка с Мотиного лица исчезла.
— У нас были недоразумения, — через минуту сказал
он. — Ты здесь чужой, а у нас своих дел достаточно.
Я сидела, сцепив руки на подлокотниках, словно в кресле у
зубного врача, и дрожала мелкой дрожью. Мотя с серым, землистым лицом,
красноватыми крысиными глазками и дергающимися руками вызывал тихий ужас. То,
что он псих, было ясно без обследования, а чего можно ждать от психа?
— Неприятности — это когда ты меня пристрелить
решил? — зло спросил Павел.
Мотя засмеялся, противно так, словно повизгивая.
— Если б решил, ты б сейчас здесь не сидел.
Мне не до их разговоров было, я прикидывала, как пистолет
Павлу передать. Помог мне Мотя, он к окну прошел, постоял, на улицу пялясь.
Афганец на него смотрел, и здоровячки у окна, потеснившись, тоже вождя
разглядывали. Вот я и воспользовалась, в очередной раз поразившись реакции
Павла. Мгновение — и оружие у него в кармане. Может быть, Афганец уловил
какое-то движение, но вида не подал.
— Я просто не хочу, чтобы ты путался у меня под
ногами, — сказал Мотя, а я облегченно вздохнула, но тут же запечалилась:
разговор не получался, и, чем он закончится, одному Богу известно. —
Поговорить, — это вот его идея, — ткнул Мотя пальцем в Афганца. Тот
рассматривал свои руки, спокойно так и как будто равнодушно. Взглянул на нас и
начал не спеша:
— Начнем с киллера. Гастролер. Может быть, за тобой
приезжал. Может быть?
— Ну, может, — неохотно согласился Павел.
— С братом твоим ни у кого дел не было. Вполне
возможно, что таскался он сюда из-за бабы. Скорее всего из-за нее и пулю
схлопотал, — сказал и на меня покосился, а я поежилась. — Бабу мы
найдем. Если она была, конечно. Где-то они встречались, и кто-то их видел.
Работенка хлопотная, нудная, время требует. Я уже говорил, убийцу ты получишь.
— Вопрос, когда?
— Такими делами не хвалятся. Но кто-нибудь где-нибудь
обязательно проболтается. И мы узнаем. Отдохни, догуляй, город посмотри. Мы
всегда рады помочь хорошему человеку.
— Я так не думаю, — жестко сказал Павел, — я
думаю, Мотя убийцу знает и время тянет.
Мотя дернулся, шагнул к столу и сказал зло:
— Щенок наглый, да я тебя… — Он вдруг заткнулся, увидев
возле своего живота дуло пистолета, причем парни у окна из-за его спины этого
видеть не могли и беспокойства не проявляли.
— Кончай психовать, — поморщился Афганец. Мотя
нахмурился и сел, Павел пистолет убрал.
— Ты мне не нужен, — сказал Мотя, — а о твоем
брате я знать не знал. Ты попросишь — мы поможем, люди должны помогать друг
другу. Но если…
