– Все считали?
– Нет… Впрочем, да… Может быть… Я думал…
– О чем же вы думали, дядя Ваня?
– О многом, Фанни… О том, какой я подлец.
– Подлец?
– Ну да. Мне не надо было втравливать вас в это проклятое предприятие… Вообще не надо было принимать вас на пост, позволять жить здесь, путешествовать с вами.
– Надо было прогнать? – тихо спрашивает Фанни и кладет свою маленькую ручку ему на плечо.
– Да, прогнать.
– Спасибо.
– Не на чем.
– Что же я вам сделала?
– Вы? Ничего… Кроме хорошего.
– И вы хотите меня все-таки прогнать?
– Если вы уедете, Фанни, я не переживу этого. Я умру с тоски.
– А если останусь?
– Я с ума сойду.
– И так и эдак, значит, нехорошо выходит… Что же мне делать, чтобы вам было хорошо?
– Вы сами знаете, Фанни.
– Улететь на небо… Туда… к подножию Божьего трона?..
Она смотрит в окно. Темно-синее небо спокойно и тихо. Ни туч, ни облаков, ни дымки. Так тиха и ее жизнь, несмотря на все приключения. Так безоблачно на ее душе.
Как ярко горит на солнце далекая вершина Хан-Тенгри! Теперь она, как опрокинутый золотой потир, и точно червонцы сыплет она на землю. Червонцы, золото Божьей благодати!
Долина млеет и горит в лучах поднимающегося солнца. Край Небесной Империи позлащен лучами. Что до того природе, что там три дня тому назад трагически погиб старый Китай?
Для неба он не старый. Оно равнодушно к векам человеческой жизни, потому что его века много больше лет жизни людей. И к смерти людей оно равнодушно и спокойно смотрит на кровь и на тела усопших.
Радуется оно только счастью… счастью любви…
Чья-то невидимая рука опрокинула в голубой выси золотой потир и сыплет, и сыплет червонцы на землю.
Эти червонцы – счастье. Умей только поймать его. Не упускай его. Краткотечны его мгновения. Блеснут, как молния в грозе, и исчезнут. Лови ее…
Фанни смотрит в окно, и улыбка радости поднимает концы ее губ, вот приоткрылись и брызнули жемчугом ровных зубов навстречу солнцу.
Скользнула взглядом по стене. Висит ее кабардинская шапка, а под ней – винтовка. Пусть висят, милые…
Шире стала улыбка. Сколько счастливых минут с ними пережито!
Перевела свой взор на дядю Ваню. И его щеки, и подбородок позолотили лучи утреннего солнца. Невидимая рука осыпала и его золотыми монетами счастья из опрокинутого потира, что поднят над Божьим троном.
Бог осыпал его золотом своей благодати и бросил бриллианты счастливых слез в его добрые глаза. Счастье пришло к нему. Он будет счастлив. Она даст ему это счастье.
Сами собою сгибаются ноги. Она медленно опускается к нему на колени и садится, как сидела четырехлетней девочкой. Она обвивает своею рукой его шею, и раскрытые в улыбку уста прижимаются стыдливо к его губам.
– Милый дядя Ваня! Я твоя… Я хочу твоего счастья. Только твоего счастья…
Золотой потир опрокинула невидимая рука у подножия Божьего трона и сыплет, и сыплет золото благодати Божией на сконфуженное лицо Фанни и на счастливое лицо Ивана Павловича.
