Действительно банально. Когда союзные флоты долбили американцев, а их танки ползали по всяким оклахомщинам с намерением выехать на техасщину, в Юго-Восточной Азии творилось черт-те что. Еще со времен британского владычества там установилась ситуация, которой более всего подошло бы определение «бардак». Слишком уж быстро в свое время Лютьенс расковырял казавшиеся непобедимыми британские армады.
Японцы тогда, разумеется, сориентировались и смогли наложить лапу на значительную часть британских колоний. Значительную – но не все, они попросту не успели перегруппировать силы. А колониальные войска, хоть и не отличались высокой боеспособностью, кое-где вовремя получили помощь от британских доминионов. Кто поумнее, вроде тех же канадцев, деликатно отсиделись, а вот Австралия и Новая Зеландия послали своих солдат. И даже помогли британцам удержать кое-какие территории. А потом и война вроде как закончилась.
Однако преисполненные гордыни, доминионы не отозвали свои войска, и потому, когда японцы вновь полезли, те оказались вначале отрезанными, а потом и частью уничтоженными, частью плененными. И брат сидевшей перед Лютьенсом женщины оказался среди них. Вот, в принципе, и вся история. Не факт, что он даже жив остался, но утопающий хватается за соломинку, и Кейт, угодившая на принудительные работы по строительству базы (народ собирали повсюду, и попробуй, откажись), увидев перед собой немецкого адмирала, рискнула использовать свой шанс.
Лютьенс некоторое время сидел, молча обдумывая ситуацию. Абсолютно пустой и ненужный ему расклад. Но вот сидит, щеки влажные… Жалко ее, черт возьми! Так, наверное, можно пожалеть брошенного щенка. Немцы частенько бывают сентиментальны… Даже такие прожженные циники, как адмирал с закалкою из девяностых.
Колесников с трудом удержался от того, чтобы поморщиться. Хотя, кстати, мог бы и не удерживаться – какая разница? Они не на званом приеме, и перед ним не герцогиня. Однако остатки воспитания заставили удержать нейтрально-вежливую улыбку. Вот так. А ведь он стареет, раньше не стал бы даже внимания обращать на подобное. Была цель, которая оправдывала средства, и житейский цинизм, позволяющий отстраненно смотреть на чужие проблемы. А сейчас что-то, возможно, груз вновь прожитых лет, давит на мозг, не позволяя попросту выставить собеседницу и послать ее дальше цемент месить. Стареем… А ведь ему еще детей поднимать. Хелен, конечно, справится, но это плохо, когда дети растут без отца. Впрочем, нет, все к черту, и прочь из головы дурные мысли! Это усталость, надо выспаться, и все пройдет. Ты адмирал или тряпка? Соберись!
– Хорошо, – чувствуя, как фальшиво это звучит, сказал Лютьенс. – Я постараюсь что-нибудь сделать. Постараюсь – это обещаю. Что получится – это уж как повезет.
Пожалуй, бросься она сейчас целовать ему руку, он бы не удивился, но какие-то остатки гордости у женщины, наверное, еще оставались. Сидела с ровной спиной человека, сделавшего все, что только можно. И Колесников, выходя на улицу, с досадой подумал, что день безнадежно испорчен.
Капитан второго ранга Лунин, командир советской крейсерской подводной лодки К-21, был не особенно доволен судьбой, хотя и роптать на нее, пожалуй, не имело смысла. Главное, живой, а для подводника, привыкшего чувствовать над головой чудовищное давление океана, это многое значит. И все же…
В прошлую войну проявить себя ему не довелось. Нет, разумеется, когда дрались с американцами, его подводная лодка, как и многие другие, вышла на позицию и даже потопила что-то незначительное. Что – так и осталось неясным, в атаку выходить пришлось в сложных метеоусловиях, когда на море опустился густой туман. Он помог тогда приблизиться к засеченной акустиком цели незамеченными и всадить две торпеды практически в упор, так, что подводную лодку слегка контузило собственными выстрелами. Как корабль переломился пополам, Лунин в перископ тоже видел. А вот опознать, что это было, не смог, Явно что-то невоенное, но это все, что он мог сказать.
Одна сомнительной ценности победа за всю войну для подводной лодки – это, как ни крути, маловато. Тем более, для субмарины, относящейся к самой мощной из производимых в СССР моделей, во многом превосходящей немецкие аналоги. И это притом, что германские коллеги оказались куда более результативны. Впрочем, они-то начали работать первыми, а вскоре, когда американский флот был крепко бит и частью уничтожен, частью заперт на своих базах, целей просто не стало. Так что пришлось довольствоваться тем, что досталось, а для того, чтобы тебя заметили, этого было маловато. Словом, с точки зрения карьеры прошлая война оказалась малоперспективной, хотя орден Красной Звезды на груди смотрелся все же неплохо. На фоне невеликих успехов советских подводников даже потопление одной цели выглядело достижением.
Впрочем, сейчас имелся шанс, что все сложится несколько иначе. С японцами заваруха выходила серьезная, вот только когда основная часть флота уходила на восток, К-21 осталась в Мурманске – ремонт, чтоб его. Но не успел Лунин закончить поминать матерными словами инженеров, решивших не вовремя провести модернизацию, из-за которой ремонт, собственно, и затянулся, как оказалось вдруг, что не все так плохо. И вот теперь субмарина занимала позицию к востоку от Сингапура и даже успела пустить на дно какой-то транспорт. Какой, чей – выяснять не стали. Не рассмотрели в сумерках флага, а приказ был однозначен – топить всех, союзников в этих водах быть не может. И незачем никого спасать – не заслужили этого японцы. А для излечения от гуманизма сводили в полном составе на экскурсию в сингапурский лагерь. После нее даже самые ярые пацифисты становились экстремистами, и экипаж К-21 не стал исключением.
Субмарина замерла на перископной глубине, лишь проворачивая время от времени винты, чтобы компенсировать слабое течение. Точно так же где-то по соседству стояли в засаде и другие подводные лодки – завеса из тридцати подводных хищников стерегла эти воды, по которым рано или поздно пройдут вражеские корабли. Из сорока двух базирующихся на Сингапур подводных лодок лишь шесть были немецкими, два десятка – итальянскими, остальные – советскими. Учитывая, что немцев оказалось сравнительно немного, а итальянцы особо не блистали, да и с технической точки зрения их субмарины оказались так себе, у Лунина, командира единственной в этих водах подводной лодки крейсерского класса, были неплохие шансы заработать громкую славу. Нельзя сказать, чтобы он был карьеристом, но все же, все же… Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, а Лунин, считал себя хорошим морским офицером. И, кстати, имел на то все основания.
Все бы ничего, да погода мерзкая. Солнце, полный штиль, на пронзительно-синем небе ни облачка. Для подводника хуже нет, перископ виден издали. Даже сейчас, когда субмарина лежит в дрейфе, виден, а когда придется дать ход, поднимаемый бурун не заметит разве что слепой. И поделать с этим ничего нельзя, люди кое-как научились предсказывать погоду, но не менять ее. Оставалось ждать и надеяться, что к тому моменту, когда японцы появятся, ветер не только поднимется, но и посвежеет. А они появятся, вопрос лишь в сроках, выход эскадры и ее курс удалось засечь. Высотные разведчики барражировали на недосягаемой для японских истребителей высоте, так что перемещения японского флота для союзников тайной не являлись.
