Новый день он начал с того, что позавтракал и, купив в книжных развалах букинистического магазинчика карту Харбина, начал внимательно изучать ее.
Это был огромный мир бесконечных кварталов, улиц, площадей, парков, вокзалов, среди хитросплетений которых бежали голубые вены ручьев и речушек, которые поглощал в себе широкий шлейф Сунхуацзян, или, как ее называли русские, Сунгари. И все это было пронизано во все стороны света черно-белыми стрелами железной дороги, вкруг которой, в общем, и восстал этот город из небытия.
Большинство названий улиц Болохову ни о чем не говорили. Город-то, как там ни крути, китайский, соответственно и география здесь чужая. Цзяньго Цзе, Хаси Дацзе, Уаосин Лу, Вайцзин Лу… Но вот среди этих незнакомых названий появляется что-то родное: улица Гоголя, Свято-Николаевский кафедральный собор, Покровский собор, Иверский храм, площадь Архитектуры, храм Святой Софии, отель «Модерн», фирма «Чурин», Центральный проспект, зоопарк, Харбинский политехнический институт… А вот и то, что нужно Болохову, – Николаевская улица. Именно здесь находится резиденция местного отделения РОВС, боевики которой не так давно совершили теракт, подложив бомбу в здание советского консульства в Харбине. Правда, ответственность за него никто на себя не взял, однако агентам советской разведки быстро удалось установить истину. В ответ Москва потребовала от своих людей нанести ответный удар. Но пока суд да дело, боевики успели подорвать состав с пшеницей, который был закуплен торгпредством СССР в Китае. Вскоре их жертвами стали двое советских специалистов, работавших на железной дороге, позже был убит представитель торгпредства… В общем, боевики РОВС брали ситуацию в свои руки, пытаясь запугать всех, кто имел в кармане советский паспорт или же кто сочувствовал Советам.
Им помогала молодежь из «Русского студенческого общества», которая называла себя фашистами. В отличие от организации РОВС, получавшей пропагандистскую литературу, в том числе газету «Часовой» из Парижа, у этих были свои печатные издания: газета «Наш путь», пропагандистский ежемесячный журнал «Нация», а также нелегально издаваемый листок под названием «Фашист», главным редактором которых был некто Константин Владимирович Родзаевский, подписывавший свои статьи псевдонимом Факелов.
У Болохова были кое-какие сведения об этом человеке. Так, он знал, что тот в 1924 году окончил Благовещенскую мужскую гимназию, после чего вполне легально выехал в Харбин для дальнейшей учебы на Юридическом факультете – так называлось высшее учебное заведение, дававшее юридическое образование. Там он вступил в «Русское студенческое общество», где сразу проявил завидную социальную активность, выказав при этом свое негативное отношение к советской власти. Все это – и его ортодоксальность мышления и антисоветская направленность мировоззрения – привлекли к нему внимание определенной части студенчества, которое сразу увидело в нем своего лидера.
По данным советской разведки, Родзаевский, действовавший согласно своей антисоветской националистической концепции, был связан с японской военной миссией в Харбине. Японцы обеспечивали его и его товарищей не только нужной литературой, но и поддерживали финансово. Деньги, а также умело поставленная пропагандистская работа в «Русском студенческом обществе», сделали свое дело: молодежь потянулась к Родзаевскому, и уже скоро он стал признанным лидером русских националистов.
На первых порах Москву мало интересовала деятельность этих людей. Ведь до прихода Родзаевского в студенческое общество там занимались в основном лишь тем, что оказывали помощь молодым людям, прибывавшим на учебу в Харбин из других мест. Но когда тот вместе со своим активом создал «Союз национальных синдикатов русских рабочих фашистов» – прообраз будущей Русской фашистской партии, и бросил лозунг: «Советской пятилетке противопоставим фашистскую трехлетку», итогом которой должна была стать ликвидация советского строя в России, тут уж стало не до шуток. Еще больше забеспокоились в Кремле, когда молодые фашисты от слов перешли к делу и взяли в руки оружие. Не случайно, отправляя Болохова в длительную командировку, руководство ОГПУ настоятельно рекомендовало ему не пренебрегать знакомством с лидерами молодежной фашистской организации. Дескать, скорее всего, следующей мишенью для вас станут именно они.
Обстановка в Харбине накалялась. Положение усугублялось еще тем, что в это же самое время зашевелились и китайские военные, которые стали подтягивать к границам СССР и линии КВЖД свои войска. И тогда резидент советской разведки в Харбине получил директивное указание Центра об организации диверсионных групп и отрядов из числа находившихся в Маньчжурии на нелегальном положении чекистов. Те должны были в случае возникновения открытых военных действий парализовать движение на КВЖД путем вывода из строя подвижного состава, подрыва мостов, туннелей, узлов связи и системы снабжения.
Об этом Болохов узнал от связного, адрес которого он все это время держал в голове. Тот, работая под видом торгового агента некой немецкой фирмы, занимавшейся скупкой в Китае бобовых и их переработкой, – в Европе существовал большой спрос на масленичные культуры, чему способствовал неурожай в течение нескольких последних лет пальмовых орехов, – жил в отеле «Модерн». Однако идти к нему было небезопасно – повсюду шныряли шпики и полицейские, – поэтому он решил договориться о встрече по телефону.
2
Встреча состоялась в кинотеатре «Европейский», где показывали «Большой вальс». Взяв билет на вечерний сеанс, Болохов устроился в последнем ряду. Там его и нашел связной. В зале было довольно темно, и лицо его было трудно разглядеть. Тот спросил Александра, где он остановился, и кратко поделился местными новостями. Зная о цели приезда товарища из Москвы, он сообщил ему точный адрес местной организации РОВС, посоветовав при этом быть крайне осторожным и не принимать опрометчивых решений. Если что, сказал, обращайтесь за помощью. И вообще просил докладывать о каждом своем шаге. Ну а коль нужно будет, мы вас сами найдем – адресок-то ваш теперь знаем.
Болохов решил не терять времени даром, поэтому уже на следующий день, дождавшись, когда на город опустятся сумерки, отправился по нужному адресу. План действий созрел у него, можно сказать, прямо на ходу. Он назовется перебежчиком и попросит у руководства организации помощь в получении статуса эмигранта. Коль надо будет – покажет письмо Евстафьева, которое он в качестве главного своего аргумента держит во внутреннем кармане пиджака. А еще у него есть записка Миязаки…
Еще не вечер, но уже и не день. Пока не зажгли фонари, можно было без приключений добраться до места. В полутьме вряд ли остановит патруль, да и полицейские еще в это время сидят в участке и пьют свой зеленый несладкий чай.
К зданию, где располагалась харбинская организация «Русского общевоинского союза», Болохов подкатил на пролетке.
– Вот, мил человек, он самый и есть этот ваш РОВС, – объявил ему извозчик, указывая на двухэтажный кирпичный особняк, и протянул руку за полтинником. На нем был толстый овчинный тулуп, так что мороз ему не страшен, а вот у Болохова зуб на зуб не попадает – до костей промерз, пока добирался до этого проклятого РОВСа.
